На вечное мгновение он растворился в ней, стал ударами ее сердца, движением ее губ, словами, которые она произносила так, будто возносила молитву звездам…
Я люблю тебя, Анакин. Я твоя в жизни и смерти, куда бы ты ни пошел, что бы ни делал, мы всегда будем едины. Не сомневайся во мне, моя любовь. Я твоя.
… и ее чистотой, ее страстью, истиной ее любви, что текла сквозь нее, и каждый его атом кричал Великой силе: "Как я могу допустить ее смерть?"
Великая сила не отвечала.
Зато у дракона нашелся ответ.
Все умирает, Анакин Скайуокер. Даже звезды сгорают.
И ни мудрость Йоды, ни наставления Оби-Вана, ни один осколок известного знания не приходил на ум, сколько Анакин не старался. Нечем было заткнуть глотку дракону.
Но ответ существовал; он слышал его той, другой, ночью.
Обладая такими знаниями, поддерживать жизнь в том, кто уже жив, пустяк, ты не согласен?
Анакин остановился. Агония прекратилась.
Палпатин прав.
Все очень просто.
Нужно только решить, чего ты хочешь.


***

Ночь Корусканта распространилась на всю Галактику.
Тьма в Великой силе не шла ни в какое сравнение с тенью в кабинете Верховного канцлера. Здесь тень была самой тьмой. Где бы ни существовал клочок мрака, тень отыщет его.
В ночи тень учуяла мальчишеское смятение, и это было хорошо. Тень уловила решительность четырех магистров, приближающихся к Сенату.
И это тоже было хорошо.
Пока храмовый челнок совершал посадку на наружной платформе, тень послала свои мысли глубже в ночь - внутрь гнутого куска неураниума, такого тяжелого, что пришлось переделывать пол кабинета, чтобы не провалился под весом; такого плотного, что наиболее чувствительные индивидуумы, находясь рядом, ощущали, как изгибается вокруг странной скульптуры ткань пространства-времени.
Слой неураниума больше сантиметра уже непроницаем для сканеров, так что при доставке абстрактной скульптуры в кабинет стандартная процедура ничего не дала. Хотя если кому-нибудь пришло в голову воспользоваться мощным гравиметрическим детектором, то этот умник выяснил бы, что в одном месте масса скульптуры несколько меньше, чем должна быть по грузовому манифесту, согласно которому данное произведение искусства привезли с планеты Набу вместе личными вещами тогдашнего посла и сенатора. Манифест утверждал, что скульптура цельная.
Манифест лгал. Скульптура не была цельной и не вся состояла из неураниума.
Внутри длинного, напоминающего узкий цилиндр пространства лежало в ожидании и абсолютной темноте одна ценная вещь. Она спала там многие десятилетия во тьме за пределами тьмы.
Она ждала ночи падения Республики.
Тень ощутила, как магистры Ордена решительно шагают по играющей эхом обширной пустоте сводчатых коридоров. Тень слышала барабанную дробь их каблуков по алдераанскому мрамору.
Тьма нашептывала о форме, ощущениях и самых интимных переживаниях вещи, дремлющей внутри скульптуры.
Неураниум стал теплее.
Маленькое круглое пятнышко, меньше колечка из указательного и большого пальцев человеческого ребенка, обрело цвет запекшейся крови.
Свежей крови.
Открытого пламени
И вдруг из металла вырвалось копье алой энергии, раскрасившей кабинет в цвет звезд, если смотреть на них сквозь дым горящих планет.
Луч удлиняется, затем алый клинок исчезает, и выскользнувшая из темноты вещь ныряет в мягкий сумрак широкого рукава.
Когда колебания Великой силы разгоняют Красные плащи за дверями кабинета, тень делает слабый жест, и загораются лампы-диски. Еще один "силовой" вскрик распахивает внешнюю дверь в кабинет. Когда джедаи врываются внутрь, последняя вспышка желаний запускает спрятанное под столешницей из эбонита записывающее устройства.
Только звук.
– О, мастер Винду! - произносит тень.- Какой приятный сюрприз.


***

Шаак Ти почувствовала его приближение до того, как увидела. Чувствительные к инфра- и ультразвукам пустоты в высоких изогнутых выростах на ее голове выдали ощущение сродни осязанию: текстура приближающихся шагов была шероховатой, как старый кошель. Когда гость завернул за угол, его дыхание напомнило костяные зубцы на голове у забрака.
Выглядел он не лучше, был смертельно бледен даже для человека, а глаза его покраснели.
– Анакин,- тепло произнесла тогрута. Возможно, дружеские слова - именно то, что мальчику нужно; Шаак Ти сомневалась, что Скайуокер дождался их от Мейса Винду.
– Благодарю тебя за все, что ты совершил. Орден в долгу перед тобой, как и вся Галактика.
– Уйди с дороги, Шаак Ти.
Он пошатывался, но в голосе не было дрожи: он был глубже и ниже, чем помнила мастер Ти, более взрослый и властный. Такого она раньше не слышала.
И факт, что Скайуокер отказался обратиться к ней мастер, не ускользнул от Шаак Ти.
Она протянула ладонь, пропуская успокоительные потоки Силы.
– Храм закрыт, Анакин. Дверь на кодовом замке.
– И ты загораживаешь панель.
Шаак Ти шагнула в сторону, пропуская Анакина к панели. У нее не было причин держать мальчика внутри против его воли. Скайуокер торопливо набрал шифр.
– Если Палпатин захочет нанести ответный удар,- здраво произнесла тогрута,- разве не должен ты быть здесь, чтобы помочь нам обороняться?
– Я - Избранный. Мое место - там,- мальчик хрипло дышал и выглядел так, будто ему стало хуже.- Мне надо быть там. Таково пророчество, верно? Мне надо быть там…
– Зачем, Анакин? Магистры - лучшие в Ордене. Чем ты им поможешь?
Дверь открылась.
– Я - Избранный,- повторил Скайуокер.- Пророчество нельзя изменить.


Я…

Он взглянул на нее умирающими глазами, лицо исказил спазм непереносимой боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120