он развел руки, словно хотел обнять вселенную, затем из-за пальм появились двое других, похожих на него мужчин и стали медленно к нему приближаться. Иму повернулся на звук шагов и опустил руки.
– То же самое, – сказал кто-то вполголоса, наверное, Карабинас.
– Тише! – шепнул Йеттмар.
Все произошло так же, как перед этим. Словно кто-то еще раз начал прокручивать тот же фильм, с теми же самыми действующими лицами.
И снова мы, словно парализованные, наблюдали эту сцену. Мужчина в египетском переднике вышел вперед, открыл рот, и из него полились слова. Да, никакого сомнения! На этот раз слова, настоящие человеческие слова!
– От этого с ума можно сойти! – сказал Карабинас. – Тот же самый фильм и все же не тот…
– Цыц! – перебил его Осима.
Мужчина говорил на странном, незнакомом языке, который, однако, без всякого сомнения, был человеческим языком. Более того, как только прозвучали первые предложения, во мне забрезжило какое-то смутное подозрение.
В остальном все произошло так же, как и в первый раз. Иму стоял с поднятыми руками, человек в кожаном пиджаке выбросил вперед руки, и снова вспыхнул ослепительный голубой луч.
В прошлый раз сцена на этом заканчивалась. Теперь же фильм не прервался, а продолжался. Когда вспыхнул голубой свет, человек в кожаном пиджаке покачнулся, судорожными движениями хватая воздух. Из руки у него выпал какой-то маленький предмет, потом и он сам рухнул рядом с этим предметом на землю.
Тогда из-за деревьев рядом с Иму на сцену вышел еще один, до сих пор невидимый, четвертый человек с квадратной головой, с вытянутой вперед и как будто пустой рукой. Хотя, может быть, и у него в кулаке прятался такой же маленький предмет, как тот, что выпал на песок из руки мужчины в кожаном пиджаке.
Этот четвертый мужчина с угрожающим выражением на лице приближался к своему товарищу в кожаном пиджаке, все еще держа вытянутой руку. А у того лицо. прежде темно-коричневое, вдруг залила мертвенная бледность, и он молниеносно опустился на колени. Склонил голову к песку и стал что-то бормотать про себя.
Четвертый мужчина бросил на Иму вопрошающий взгляд, потом протянул руку над головой стоящего на коленях. Иму что-то сказал, на что другой кивнул головой и пошел назад к пальмам. Затем камера, или тот аппарат, который показал нам эту сцену, повернулся, и мы увидели перед собой распростертое на песке тело мужчины в кожаной одежде.
Почти одновременно мы вскрикнули от неожиданности и испуга: тело человека в кожаном костюме съежилось до размеров младенца. Как гигантская сан-за1, лежал он на песке, уставившись в далекое небо, с болезненной улыбкой на лице.
Это было последнее, что мы увидели. Затем все исчезло так же неожиданно, как и появилось, и мы остались в комнате одни.
Первой пришла в себя Селия Джордан. Бледная, как смерть, она поднялась с пола, куда сползла во время показа, и, словно это было самое важное дело в мире, принялась собирать упавшие на ковер кофейные чашки. Мы же только бессмысленно смотрели друг на друга и вытирали залитые потом лица и выступившие на глазах от волнения слезы.
– Что это было? Мальчики, что это было? – проговорила, заикаясь, мисс Хубер и проглотила ком в горле. – Клянусь, я всегда была материалисткой, но…
– Иисус совершил чудо! – пробормотал Хальворссон.
– Почему именно Иисус? – спросил Осима.
– Потому что… потому что… А кто же тогда?
За окном дождь лил, как из ведра. Однако молнии сверкали уже далеко от нас, и гром погромыхивал в отдалении.
– Давайте прежде всего кое-что выясним! – подскочил Карабинас. – Все видели это?
– Безумие, – сказала Селия. – Конечно, видели. Кто бы не увидел?
– Тогда, несомненно, что-то случилось, – заявил Карабинас. – Все мы стали жертвой одной и той же галлюцинации.
– Жертвой?
– Это я так выразился. Это не существенно, просто я не нашел более подходящего слова.
– О какой галлюцинации ты говоришь? – спросил Йеттмар.
– Ну, о том, что мы видели. Ведь совершенно очевидно, что мы видели в этой комнате не реальность, мы только галлюцинировали.
– Все одно и то же и в одно и то же время? Карабинас опустил голову.
– Да, конечно, – проговорил он тихо, – так не пойдет. Неверный след. Скорее можно бы говорить о внушении.
– Что ты имеешь в виду. Никое?
– Ну… даже не знаю. Ведь такое бывает, не так ли? Иллюзионисту удается подчинить своему влиянию одновременно всю публику в цирке. Каждый видит то, что этот тип пожелает. Массовый гипноз…
Мы немного помолчали, потом снова я выдвинул возражение:
– Допустим, Никое. Только для этого необходимо, чтобы кто-то делал нам внушение. Скажем, иллюзионист, как ты только что сказал.
Йеттмар хмуро посмотрел на меня.
– Не виляйте, Петер, – сказал он после небольшой заминки. – Если я правильно понял, вы подозреваете, что это сделал кто-то из нас. Здесь среди нас сидит шутник и сейчас радостно посмеивается над нами. Вы это думаете?
– Грубо говоря.
– Порядок. Тогда я тут же торжественно заявляю, что никогда в жизни не разбирался в гипнозе и вряд ли был бы в состоянии загипнотизировать хоть кого-нибудь. И главное – я не стал бы валять дурака в серьезном деле.
– Точно, – кивнул головой Карабинас.
– Но это же безумие! – взорвался Осима. – Мы знаем друг друга десять лет. Одно только предположение, что…
Мы не могли не поверить ему. Но в то же время нас всех начала занимать одна и та же мысль, и было очень заметно, что мы старательно избегаем смотреть в сторону доктора Хубер. Мы понурили головы, словно и допустить такого не можем, но в глубине души у нас уже зародилось подозрение.
Мисс Хубер несколько секунд смотрела куда-то вдаль, затем поправила на коленях платье и тихо, запинаясь сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136