Амелия некоторое время широко раскрытыми от ужаса глазами неподвижно смотрела на кошку, а потом сказала, обращаясь к Элиасу П.:
– О! Остерегайтесь! Это существо непременно убило бы вас, окажись оно здесь. Посмотрите на его глаза – это глаза убийцы!..
Он заставил себя рассмеяться, и мы уловили в его смехе эту принужденность.
– Простите меня, конечно, мэм, – сказал он, – но я не мог удержаться от смеха при ваших словах. Человек, который за свою жизнь завалил не одного медведя и прикончил не одного краснокожего, должен остерегаться кошки!
Как только кошка услышала, как Элиас П. смеется, пове­дение ее изменилось. Она перестала пытаться достать нас свои­ми отчаянными прыжками, отошла к неподвижно лежавшему котенку и стала вылизывать и ласкать его, словно он был еще жив.
– Смотрите, – сказал я. – Стоило нашему другу пока­зать себя настоящим мужчиной, и кошка, несмотря на всю свою звериную злобу, подчинилась ему и поняла бесплод­ность своих устремлений!
– Как та скво, – был ответ Элиаса П. Хатчисона, когда мы наконец тронулись дальше вдоль внешней крепостной стены. – Когда я пришел отомстить за Занозу, она смирилась со своей судьбой.
Время от времени я подходил к краю рва и видел, что кошка следует за нами. Поначалу она постоянно возвраща­лась к мертвому котенку, но мы удалялись от того печального места и кошке пришло время выбирать между нами и котен­ком. Тогда она взяла его в зубы и потом уже не отставала от нас. Некоторое время мы не обращали на нее внимания, а потом вдруг увидели, что котенка больше с ней нет. Видимо, она спрятала его в какой-нибудь норке, каких было множест­во в стене рва.
Тревога Амелии росла с каждой минутой, упорство кошки приводило ее в отчаяние, и она еще не раз предупреждала Элиаса П. Но тот все смеялся и наконец сказал:
– Я скажу вам так, мэм! Нечего беспокоиться об этой кошке. Меня не так-то просто взять! – С этими словами он выхватил из жилета пистолет. – Если она вам мешает, я пристрелю ее прямо здесь! Прямо сейчас! Полиция не посмеет косо взглянуть на гражданина Соединенных Штатов! – Он перегнулся через край стены рва, но кошка, заметив, что в руках он что-то держит, тут же отступила подальше, скалясь и тихо рыча, а потом и вовсе скрылась в огромной клумбе с пышными цветами. Он обернулся к нам. – Если эта кошка не поймет наконец, в какую кашу она лезет, я клянусь, что солнце для нее сегодня погаснет навсегда! Самое лучшее для нее сейчас, это вернуться к своему мертвому малышу и отпеть его, как это полагается!
Амелия больше не разговаривала с Элиасом П. о кошке, неприятно пораженная его угрозами убить ее из-за нее. Мы продолжали наш путь и вскоре перешли ров по маленькому деревянному мостику, сразу за которым начиналась неровная мощеная дорога, ведшая прямиком к пятиугольной Башне Пыток.
Переходя по мосту, мы не могли не посмотреть вниз и, если откровенно, очень надеялись, что кошка больше не преследу­ет нас… Увы! Она шла за нами по пятам. Увидев, что мы смотрим на нее, она вновь показала зубы и несколько раз попыталась достать нас прыжками на мосту, так как он был несколько ниже, чем стена рва. Однако ей это не удалось, а Хатчисон, глядя на нее, все смеялся.
– До свиданья, девочка, – говорил он, махнув ей рукой. – Прости мне, что я так разозлил тебя сегодня, но ничего! Скоро ты придешь в себя. Всего!
Через минуту мы прошли под сводами высокой арки и вступили через массивные ворота на территорию старого горо­да.
Когда мы оказались в этом сказочно красивом, дышащем историей месте – правда там находились и совсем новые пос­тройки, которые, впрочем, не заслоняли старой доброй го­тики, – мы почти забыли о неприятном утреннем происшест­вии. Чего стоила одна только древняя липа, стоявшая у ворот. Ее возраст по самым скромным подсчетам был равен девяти столетиям. Этот грубый и огромный ствол знавал не один десяток поколений жителей Нюрнберга. Вид, который откры­вался отсюда на город, его разнообразные звуки и разноликие образы, заставлял преисполниться особым чувством причаст­ности к красоте и совсем позабыть о бедной кошке и ее котен­ке. Каждые четверть часа жаркий воздух сотрясался боем ку­рантов. Эти стены видели сотни пленников, которым Желез­ная Дева навсегда заслоняла собой жизненный свет…
Мы были первыми туристами в тот день, которые поже­лали осмотреть Башню Пыток. Во всяком случае так нам сказал хранитель этого музея. Поэтому мы имели в своем распо­ряжении кучу времени, чтобы насладиться осмотром этого диковинного и легендарного места. Никто нас не подгонял и не торопил, как было бы непременно, пойди мы в Башню в соста­ве туристической группы. Старик-хранитель рассматривал нас как источник единственного своего дохода на сегодня и поэто­му всячески предупреждал все наши желания.
Башня Пыток действительно выглядела на редкость угрю­мо, несмотря на то, что к тому времени в ней побывали уже тысячи людей в качестве мирных туристов, наслаждающихся жизнью, а не несчастных заключенных, единственной мыс­лью которых было вымолить у бога легкую смерть и не попасть в объятия Железной Девы. На всем лежала пыль веков, а в темных уголках таились тайны жестокостей и зверств, кото­рые творились здесь.
Первая комната на самом нижнем ярусе Башни, куда мы сначала зашли, не производила в общем жуткого впечатле­ния, как ожидалось. Она была почти полностью погружена в темноту. Даже солнце, ворвавшееся было туда через откры­тую дверь, потерялось в толщине стен и монументальности потолка, и осветило лишь грубый каменный пол и огромную деревянную тумбу посередине, всю покрытую пылью и смут­ными бурыми пятнами.
1 2 3 4 5 6