Из неподвижных губ Ричарда доносился искаженный фальцет кукловода:
— Ты же знаешь меня, Гарри Сентас, знаешь.
Домовладелец со свистом выдохнул воздух. В лице его не было ни кровинки.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
Я честно открыл рот, но не смог выдавить ни звука.
— Ты хорошо знаешь меня, Гарри Сентас, — говорил голос моего сына, — меня зовут Элен Дрисколл.
Мы оба были настолько потрясены, что некоторое время не могли сдвинуться с места. Затем Сентас сделал несколько шагов в сторону спальни, но тут же притормозил и попятился назад.
— Эй, парень, что это? — прошептал он.
Ответить я не успел.
— Ты же меня очень хорошо знаешь, Гарри Сентас, — снова донесся голос.
Сентас еще несколько секунд поглазел на дверь спальни Ричарда. Я даже не мог вообразить, что его вечно красная физиономия может стать такой белой.
— Что это за чертовы шуточки?! — наконец взревел он и почти бегом бросился к выходу. — Сами разбирайтесь с вашей проклятой ванной!
Дом содрогнулся от удара захлопнувшейся двери. А я на негнущихся ногах проковылял к кроватке Ричарда.
— Вернись, — пробормотал он в темноте странным механическим голосом, — вернись ко мне, Гарри Сентас.
И затих. По его тельцу прокатилась непонятная дрожь, он с облегчением вздохнул и засопел, уже спокойно досматривая свои детские сны.
* * *
Увидев меня, Энн сразу поняла: что-то произошло.
— Нет, — упавшим голосом произнесла она, — только не это.
— Энн, сядь, пожалуйста, давай поговорим.
Она присела на другой конец дивана с видом насмерть перепуганного, но послушного ребенка.
— Я хочу рассказать тебе все, и считаю такое решение правильным, потому что, если это, не дай бог, случится с тобой, ты уже будешь готова и не испугаешься.
Вместо ответа, Энн закрыла глаза и горько заплакала.
— Господи, помоги нам, я так надеялась, что все уже позади. — Она скрипнула зубами и подняла на меня испуганные глаза. — Я больше так не могу!
— Энн, может быть, тебе стоит... — Слава богу, что я вовремя прикусил язык и замолчал. Потому что я совсем было собрался предложить ей уехать на время к матери, пока все не кончится. — Энн, я хотел сказать, что если мы сумеем это встретить без страха...
— Без страха? — взорвалась Энн. — А я что делаю? Я живу с этим, дышу этим и каждый день умираю с этим. Я больше не могу терпеть.
Я, как мог, старался утешить рыдающую женщину, но получалось плохо.
— Тише, детка, все в порядке, теперь все по-другому, я больше не беспомощен. — Я машинально произносил успокаивающие слова и в этот момент понял, что говорю чистую правду. — Поверь мне и ничего не бойся. Все будет в порядке. Я больше не беспомощен.
— Я, — рыдала Энн, — понимаешь, я беспомощна.
Взглянув на залитое слезами лицо жены, я принял решение. Оно с самого начала было неизбежно, просто раньше я этого не понимал. Мне придется взять дело в свои руки. И справиться с этим.
Глава 17
Я не мог рассказать о своем решении Энн. События последних дней совершенно подкосили ее. Смерть матери, волнения, связанные со мной, затем облегчение, когда она поверила, что все закончилось, и последовавшее вторичное погружение в пучину кошмара. Такое не всякий вынесет.
Я заставил ее выпить успокоительное, уложил в постель и долго сидел рядом, дожидаясь, пока оно подействует. Убедившись, что Энн крепко спит, я вернулся в кухню и достал блокнот. Все обстояло не так просто, как объяснил Алан. Здесь присутствовало что-то еще. Если Элен Дрисколл хочет вернуться в этот дом, зачем она отправляет мне записки? И, что еще более важно, почему она вещает устами моего ребенка, обращаясь при этом к своему родственнику?
Только если предположить, что с ней что-то случилось... Если она... Нет.
Я решительно отвергал эту мысль. И не собирался бесконечно повторять свои же ошибки. Это была новая ловушка. А я намеревался впредь вести себя более хладнокровно, тщательно продумывать каждый шаг, не делать поспешных выводов и не решать с ходу вопросы, на обдумывание которых великие философы прошлого тратили свои жизни, но так и не находили ответа. Пока я был готов признать только одно: ситуация сложнее, чем предполагали мы с Аланом.
Я взял карандаш, поднес его к бумаге и уставился в окно. Надо было отвлечься, сосредоточить внимание на чем-то постороннем, тогда рука начнет двигаться автоматически. Таким образом включается подсознание. Я где-то слышал, что некоторые люди могли одновременно читать и писать. А кто-то даже писал во сне.
Мне было видно окно кухни в доме Элси.
У нее снова были гости. Все сидели за столом и, насколько я понял, играли в карты. Временами до меня доносились взрывы смеха. Но даже шум почему-то не отвлекал меня. Я смотрел на Элси и вспоминал свои ощущения от ее не слишком праведных и не очень чистоплотных мыслей. И еще я пытался представить себе хаос, который наверняка воцарился бы в мире, если бы все вдруг стали телепатами. Наверное, общество, в котором каждый его член является открытой книгой для своих соседей, не смогло бы существовать. Хотя, если до этого когда-нибудь дойдет, вероятно, человечество достигнет той степени зрелости, при которой оно сможет пользоваться своими способностями разумно.
Прошел час. Рука, сжимавшая карандаш, затекла и начала болеть. Но карандаш остался неподвижен.
Еще час прошел. Я плюнул и решил идти спать. Опыт явно не удался. Но пока я натягивал пижаму, в голову пришла другая мысль. Похоже, сила Элен Дрисколл слабеет. Сначала она мне являлась сама, потом заговорила устами моего малыша, заставила мою руку писать. Что вынуждает ее искать всякий раз новые способы общения? Если она — дух, а этот факт я бы ни за что не признал даже перед самим собой, то странный какой-то дух, непоследовательный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52