Тяжело дыша, он выкинул вверх руку, инстинктивно защищаясь от пронесшейся над ним и взметнувшейся резко вверх птицы. Хищница, стремительно описав крут, вновь бросилась на Скотта. И прежде, чем тот успел окончательно встать, она прорезала воздух так близко от него, что в нос ударил запах мокрых перьев. Яростно молотя огромными крыльями воздух, она снова взлетела и снова обрушилась вниз – ее раскрытый клюв парой сабель несся прямо на Скотта.
Он упал на спину и, судорожно схватив пригоршней снег, бросил его в голову птицы. Воробей, а птица оказалась воробьем, взмыл вверх, яростно чирикая, и, описав крутую дугу, зашелся над ним узкими, сходящимися кругами.
Безумный от страха взгляд метнулся к дому – погреб, окно без карниза.
Птица опять бросилась вниз. Скотт, прыгнув вперед, растянулся на снегу и увидел пронесшийся над ним темный ком и мелькающие крылья. Воробей снова взмыл вверх, стремительно описал круг и опять стал падать вниз. Скотт, успев пробежать всего несколько футов, снова был сбит с ног.
Поднявшись, опять швырнул в птицу снегом, который отлетел белой пылью от темного, кровожадно раскрытого клюва.
Над головой вновь раздалось хлопанье крыльев. Скотт повернулся, с трудом сделал несколько шагов по снегу, и на него обрушились резкие удары мокрых крыльев. Отмахиваясь руками, он попал по твердому клюву, и птица снова отлетела.
Поединок, казалось, длился целую вечность.
Скачками по покрытому ледяной корочкой снегу, пока не раздастся над самой головой резкое хлопанье крыльев. Опять на колени, разворот, пригоршни снега птице в глаза, и, пока та приходит в себя, – рывками еще на несколько дюймов вперед. Пока, наконец, промерзший и промокший до костей Скотт не прижался спиной к окну погреба, швыряя в птицу снег в отчаянной надежда на то, что она оставит его и он прыгнет в погреб, который может стать его тюрьмой.
Но хищница падала, бросалась, обрушивалась на Скотта, ее крылья шуршали, как колышущиеся на ветру мокрые простыни.
Вдруг на голову Скотта обрушились удары. Это был клюв, который сдирал кожу с черепа и вбивал голову в стекло. Оглушенный нападением воробья, Скотт отчаянно пытался отмахиваться руками. В белой дымке двор поплыл перед глазами. Скотт схватил пригоршней снег, бросил и промахнулся. А крылья все били его по лицу, клюв раздирал кожу на голове.
С криком ужаса Скотт развернулся и, прыгнув в щель под окном, пополз по ней. Воробей скакал и ударами клюва загонял его все глубже и глубже.
Скотт сорвался и полетел вниз, цепляясь за стенку. Крик оборвался – удар о песок выбил из легких остатки воздуха. Он попробовал встать, но подвернутые при падении ноги не держали его.
Через десять минут Скотт услышал торопливые шаги над головой. Задняя дверь дома скрипнула, открываясь, и захлопнулась. И, пока он лежал неподвижно, с разбитым телом, Лу и Бет ходили вокруг дома и по двору, разгребая снег, выкрикивая его имя снова и снова. И даже темнота не заставила их прекратить поиски.

16

В отдалении он услышал глухой шум водяного насоса. «Они забыли его выключить», – эта мысль, словно холодный лед сквозь трещины, тонкой вязкой струйкой разливалась по мозгу. Взгляд его казался бессмысленным, а лицо оцепенело. Насос щелкнул. На погреб упала тишина. «Они уехали, – подумал Скотт. – Дом пуст. Я один. – Его язык еще шевелился. – Один». Губы двигались, но слова рождались и умирали в горле. Скотт слабо пошевелился – острая боль пронзила спину и череп. «Один». Кулак сжался и ударил по цементу. «Один. После всего, после таких усилий – один».
Наконец он приподнялся и тут же упал, чуть не потеряв сознание от боли, взорвавшейся в голове. Скотт приподнял руку и осторожно дотронулся пальцем до болевшего места. Едва касаясь, провел по краям раны с запекшейся кровью. Погладил кончиком пальца бугор шишки, чуть надавил, от боли застонал и уронил руку. Он чувствовал животом холод шершавой цементной поверхности.
«Один».
Затем перекатился на спину и сел. Боль волнами разливалась по голове и успокаивалась не скоро. Скотт прижал ладони к вискам, пытаясь погасить отзвуки боли. Немного погодя они стихли и спустились к шее, вонзившись в нее маленькими иголками.
«Интересно, треснул ли мой череп, – думал Скотт. – Нет, если бы он треснул, я бы уже не интересовался этим».
Он открыл глаза и посмотрел, жмурясь от боли, на погреб. Никаких перемен, все оставалось на своих местах.
«А я собирался выбраться отсюда, – мелькнула горькая мысль. Скотт обернулся на дверь. – Закрыта, конечно. А может, еще и заперта. Я все еще узник». В глубоком вдохе его грудь задрожала. Он облизнул пересохшие губы.
Опять хочется пить и есть. Все оказалось бессмысленно. Слабое движение челюсти отозвалось грызущей болью в голове. Открыв рот, Скотт сидел, расслабившись, пока боль не утихла. Она снова вернулась, как только он встал. Скотт стоял, уперевшись рукой в стенку следующей ступеньки, а подвал волнами плыл перед его глазами, как будто был покрыт толщей воды.
Через какое-то время предметы обрели наконец четкие очертания.
Он сделал шаг и зашипел от боли: колено опять распухло. Взглянув на него, Скотт вспомнил, что именно эту ногу он повредил, когда свалился в погреб. Странно, но ему никогда не приходила в голову мысль, что именно потому эта нога всегда сдавала первой.
Он вспомнил, как лежал на песке, подвернув ногу, а Лу звала его, бегая по двору. Была ночь, и в погребе было темно и холодно. Ветер сквозь щель задувал в погреб конфетти из снега, и тот опускался на его лицо робкими, быстрыми прикосновениями призрачного ребенка. И, хотя Скотт откликался, Лу так и не услышала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73