ну что же, пусть немного попросит, пусть потанцует здесь у меня под верандой, пусть всем нам сыграет сцену невинной, оскорбленной пастушки; а без этой сцены ни за что у меня перстенек не получит!
А н н а (прячась за С т а р и к а , робко). Афродита, отдай мне мой перстенек; отдай, мне подарил его Граф, тебе он все равно ни к чему, – он не налезает тебе даже на кончик мизинца!
А ф р о д и т а (с той же издевкой). Да, ты права, маленькая подавальщица дешевого пива, – он не налезает мне даже на кончик мизинца! (Достает со своей шеи шнурок с привязанным к нему перстнем и тщетно пытается надеть его на толстый мизинец.) Да, ты права, но это не имеет ровным счетом никакого значения, потому что такие ценные и чистые изумруды нельзя носить слишком открыто, – особенно в нашем, таком беспокойном, наполненном разных опасностей городе; такие ладные изумруды надо хранить в прочных и больших сундуках, доверху наполненных разными приятными драгоценностями; в таких же, как эта доверху набитая монетами свинка. (Подходит к этажерке, прижимается к копилке щекой, что-то мурлычет про себя, гладит пальцами выпуклые гипсовые бока.)
С т а р и к (кричит). Перестань ерничать, Афродита, отдай Анне ее перстенек; отдай, старая и неопрятная женщина, не издевайся над чувствами этих невинных, созданных друг для друга детей!
А ф р о д и т а (отрываясь щекой от копилки, с удивлением уставившись на С т а р и к а ). А, это ты, добрый и грозный рыцарь, странствующий покровитель нищих девчонок, которым больше не на кого опереться? (Размахивается, бросает шнурок с перстнем на мостовую, кричит А н н е. ) На, подавись, и помни мою доброту; помни, лишенная поддержки и покровительства маленькая и смешная мечтательница!
А н н а ловко выскакивает из-за спины С т а р и к а, поднимает с мостовой перстень, зажимает его в ладони, и, быстро взбежав по лестнице на веранду, становится рядом с К р а с а в ч и к о м, откровенно прижимаясь к нему.
К р а с а в ч и к, обняв А н н у за талию, смущенно смотрит на А ф р о д и т у.
К р а с а в ч и к (смущенно и одновременно нагло). Извини, Афродита, извини, дело житейское, особенно в нашем погибшем городе; здесь, как ты знаешь сама, палец в рот нельзя класть никому; здесь или ты должен кого-то по-крупному обмануть, или кто-то другой тебя самого обманет по-крупному. Сегодня, как ты сама, видимо, понимаешь, я тебя изрядно надул; ну а завтра, вполне возможно, ты ответишь мне той же монетой.
А ф р о д и т а (кричит). Подлец, негодяй, а как же твои ласковые намеки; как же то заманчивое предложение, которое ты собирался сделать мне в ближайшее время?
К р а с а в ч и к (разводит руками). Извини, Афродита, я просто очень нуждался в деньгах; продав этот перстень, я стану хозяином местной пивнушки, которая как раз в эти дни очень выгодно по случаю продается. (Доверительно.) Нынешний хозяин ее, видишь ли, терпеть не может всю эту пришлую, залетную матросскую шваль, с утра и до вечера околачивающуюся в его заведении; ну а я, – я, Афродита, привык к этой залетной швали; равно как и к швали местной, которая подчас во много раз хуже и опасней залетных матросов; впрочем, не мне тебе об этом рассказывать.
С т а р и к (сокрушенно качает головой, жестикулирует руками). Но Анна, Анна, – какую роль сыграла в этом обмане Анна?!
К р а с а в ч и к (самодовольно). Анна сыграла роль моей тайной жены; мы поладили с ней около года назад, и ждали только удобного случая, чтобы всем объявить о нашем союзе; превратить наш брак из тайного в явный.
Г р а ф (сокрушенно). Ах, Анна, Анна, забытая моя девочка с венком из желтых, только-только распустившихся первоцветов! как же ты могла меня не дождаться! как же ты могла все так грубо и больно испортить? впрочем, что такое я сейчас говорю, – ведь это я сам, здесь, на веранде, в часы полдневного упоительного сочинительства, выдумал такой грустный конец!
А н н а (неожиданно зло). Как я могла тебя не дождаться? тебя, потерянный для времени и людей идиот, застрявший навечно в своих нелепых детских мечтах? а так и могла, дружочек, так и могла, что время, как не останавливай его, неумолимо идет вперед, и маленькая, беспечная, босоногая девочка незаметно для себя и других повзрослела; стала взрослой, трезво смотрящей на вещи женщиной; если несколько лет подряд, одинокий мечтатель, протирать тряпкой столы и разносить матросам пенные кружки, получая по заду шлепки и выслушивая разные грязные предложения, поневоле потеряешь любые иллюзии; если несколько лет, маленький идиот, жить среди нищеты и разврата, напрасно ожидая твоего пробуждения, поневоле станешь практичной и злой, такой же, как все другие здешние женщины; с волками, миленький, жить, по волчьи, миленький, выть!
Г р а ф (сокрушенно бьет кулаками по подлокотникам кресла). Да, я это знал, я знал! я сам все это выдумал от безделья!
К р а с а в ч и к (весело). Афродита, не в службу, а в дружбу, не принесешь ли ты сюда бутылку портвейна, не выпьем ли мы все сейчас по стаканчику, – живые, мертвые, бездомные, полоумные, кривые, обманутые, и Бог еще знает, какие, – и не начнем ли опять все сначала? ведь жизнь, Афродита, как ни крути, продолжается, и город наш пока еще не провалился в тартарары, хоть некоторые и предрекали нам этот неизбежный конец, а потому надо жить, и держаться один за другого! ( С т а р и к у. ) Иди сюда, нищий бродяга, иди, не бойся, выпей стаканчик винца за будущую хозяйку выгодного заведения! (Обнимает за талию А н н у , целует ее в щеку; потом обращается к Г р а ф у .) Вставай и ты, маленький идиот, со своего вечного трухлявого кресла, и постарайся немножечко повзрослеть; подними стакан за меня и за Анну, – за нашу такую неожиданную помолвку, разрушившую планы стольких людей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20