..
- Что знал?..
- Не помру, не увидев...
- Погодите, я вызову врача.
Клаус качнул головой, закрыл и снова открыл глаза.
- Убили...
- Кого? - Федор похолодел, подумав о Новикове. - Курьер был?
- Уехал.
- Куда?
- Штутгарт, Моцартштрассе, пять, Фогель... Там... это.
Клаус судорожно вздохнул, закатил глаза и задергался. Федор отшатнулся, вскочил, не зная что делать. И вдруг услышал скрип на лестнице. Стремительно отшагнул за ближайшую дверь, втиснулся в простенок, который приметил еще в прошлый приезд сюда.
Вошли двое, это Федор определил по тому, как долго закрывалась входная дверь. Потом послышались голоса.
- Ты почему свет не погасил?
- Вроде бы гасил.
- Вроде бы! - передразнил первый голос. - Он, что ли, вставал? Встал, зажег свет и опять улегся?
- Да гасил я!..
- Правильно сделали, что вернулись. Нельзя, чтобы он очухался. Если жив, вколи ему что надо.
Федор выдвинулся из своего закутка, приготовил револьвер. "Пчелка" уложит этих двоих в один миг, до того, как они расправятся с Клаусом.
- Ничего не надо, - послышалось из прихожей. - Он готов.
- Уверен?
- Сердце не бьется. Чего еще?
- Почему же свет?
- Да гасил я!..
- Может, кто приходил?
- Когда? Мы только что были тут.
- А ну загляни в комнаты.
Федор решил стрелять, если вошедший включит свет. Нельзя, чтобы он увидел его. Затем сразу во второго, пока тот не опомнился.
Из темноты он хорошо разглядел тщедушного мужичка в джинсовой рабочей куртке, открывшего дверь. Не зажигая света, мужичок оглядел комнату и ушел, оставив дверь открытой.
- Никого нет.
- Погляди на кухне.
- Никого! - через минуту послышалось из глубины квартиры.
- Открывай газ.
- Открыл. Свистит.
- Ну и пошли скорей, а то сами наглотаемся.
Свет погас, проскрипела лестница и все затихло.
Подсвечивая фонариком, Федор наклонился над Клаусом, прижался ухом к груди. Сердце не стучало, не вибрировало. Сомнений не оставалось: никакая "скорая помощь" уже не поможет. Он попятился к выходной двери, замер на пороге. С кухни доносилось змеиное шипение газовых конфорок. Федор содрогнулся от мысли, что Клаус останется в квартире, наполненной газом, побежал на кухню, выключил газ. Снова подошел к Клаусу, приподняв веко, посветил фонариком ему прямо в глаз. Ничто не дрогнуло ни в глазу, ни в лице. Это был конец, самый окончательный конец...
Федор снова попятился к двери, прислушался и ничего не услышал. Тишина в доме была поистине мертвая...
19
В давние студенческие годы они не переставали спорить о смысле жизни. Жить, чтобы иметь, или иметь, чтобы жить? Вот в чем вопрос. И конечно, не разрешили его, как не разрешал никто и никогда. Но некие убеждения все же сотворились. Для Сергея стало очевидным, что гедонизм - мечта об удовольствиях - полное скотство, а альтруизм - пусть не полная, но все же глупость. Истина, как всегда, где-то посередине. Высшая обязанность человека - в деянии, в исполнении Божьей заповеди - творить, а высшее удовольствие - когда это хорошо получается, когда ты осознаешь, что успешно реализуешь себя. Это, конечно, труд, но труд - в радость...
- Труд в радость! - вслух повторил Сергей, с удивлением отмечая какой-то новый смысл этой полузабытой фразы, освистанной на московских демотусовках.
Вспомнился азартный игрок с Гамбургского вокзала. Выиграет этот парень сто марок, проиграет, опять выиграет, опять проиграет. Что дальше? Человек - приложение к игровому автомату? Впрочем, ново ли это? Есть люди приложение к телеящику, к винному магазину, есть просто наркоманы. И чем дальше, тем их больше. Что же грядет?..
Опять был Ганновер за окнами вагона, и еще какие-то большие и малые города. Уже и половина дороги позади, а сонная одурь все не отпускала Сергея: удивительно ли - две бессонные ночи позади. В российском поезде завалился бы на полку и ни дороги, ни времени не заметил, а тут, сидя, разве уснешь по-настоящему? Сергей слышал, как кто-то входил в купе и выходил, но не открывал глаз: пусть думают, что спит, пускай, если хотят поболтать, идут к соседям. Один раз его заставили пошевелиться шумные, как всегда, контролеры, проверяющие билеты, дважды - тихие, но бесцеремонные уборщики. А потом он очнулся сам, почувствовав, что в купе не один и что его персоной явно кто-то интересуется.
Это была пожилая пара, должно быть, муж и жена. Она - дородная, мягкотелая, добрейшая на вид, лет пятидесяти, он - высокий старик, прямой, как гвозь, с глазами навыкате, маленьким презрительно сжатым ртом и острым кадыком, готовым порвать сухую кожу на горле, - этакий эсэсовец из старого советского фильма.
Увидев, что Сергей открыл глаза, оба они явно обрадовались.
- Извините за беспокойство, - сказала фрау. - Скажите, если можете, вы - весси или осси?
Сергей пожал плечами. Странные эти термины он где-то слышал, но забыл, что они означают.
- Не сердитесь, пожалуйста, за назойливость. Мы с мужем поспорили. Он уверяет, что вы типичный западный предприниматель, поскольку ездите налегке. - Фрау скосила глаза на кейс, лежавший на полке. - А мне думается, что вы - восточник. Спите хорошо.
Сергей с трудом сдержал раздражение: они маются немецкой глупостью, а он - разбирайся! Но тут вспомнил, что так в анекдотах называют западных и восточных немцев.
- Не весси и не осси, а русси, - не подумав спросонья, брякнул он.
Немцы то ли испугались, то ли обрадовались. Минуту обалдело смотрели на него, потом фрау спросила почему-то шепотом:
- Как там... у русских?
- О, господи! - по-русски воскликнул Сергей и чуть не рассмеялся. Была Россия загадкой для заграницы, такой и осталась.
- Что это - "О, господи"?
Ему не хотелось повторять эту сказку про белого бычка и он отмахнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84