Так что можно будет преспокойно посмеяться над страхами Мурзина, перед отъездом прожужжавшего ему уши предупреждениями об опасностях. Даже если преследователи, в существование которых он не очень-то и верил, прищучат русского таксиста, то и тогда ничего не узнают, ибо сел Сергей не в тот поезд, на который покупал билет...
Видимо, он все-таки заснул на своем стульчике, потому что, когда открыл глаза, увидел, что окно перед ним не черное, а блекло-серое, рассветное. Напротив сидел знакомый рыжебородый парень и, не моргая, глядел на него.
- А, это ты! - потянулся Сергей. - Все проиграл?
Парень кивнул.
- Не горюй. Вся наша жизнь - игра, как сказал один знаменитый игрок.
- Как это вам удается? - спросил парень.
- Ну, это просто, - засмеялся Сергей. - Главное - не жадничать. Жадность - это порок нашего времени. И еще эгоизм. А когда ничего не хочешь, вот тогда оно и идет.
- Я вам дам пятьсот. За секрет.
- Секреты не продаются.
- Все продается.
Да, к сожалению, нынче многие так считают. Если, дескать, есть покупатели, то почему не продать? Все, что угодно. Даже Родину...
- Тысячу.
- Да нет никакого секрета.
- Есть, - с мистической уверенностью игрока заявил парень. - Я и раньше слышал о таких, как вы.
- Ну, мне пора, - сказал Сергей и встал.
Дойдя до двери, он оглянулся. Парень глядел ему вслед с таким пристальным вниманием, что становилось не по себе.
18
Клаус не был чьим-либо агентом. Он вообще не состоял ни в какой секретной службе. Не только потому, что давно уже был пенсионером. Его не устраивала ни одна господствующая идеология. Он не терпел англо-американской наглой уверенности, что мир, как орех, катится к их разинутому карману. Не понимал и германского капитал-патриотизма, живущего лишь сегодняшней сытостью. Советская интернационал-аморфная болтовня его раздражала, а копировавшая советскую ущербную идеологию политика бывшей ГДР вызывала жалость.
У него были свои представления о мире, о странах и народах, влекомых мощными течениями глобальных идеологий, сотворенных словно бы и не людьми, а каким-то внеземным разумом, равнодушным, отстраненным от всех. А может быть, и не разумом вовсе, а чем-то слепым, родственным силам природы. Иначе как понять главный закон - повторение, почти копирование. Если посмотреть в далекое прошлое, то и там, в самом низу, отыщется нечто чрезвычайно похожее на сегодняшнее.
Часто задумывался Клаус над философской сутью расхваленного одними, изруганного другими емкого немецкого слова "Drang" - напор, порыв, стремление. Но это и настоятельность, неотложность, крайняя необходимость. Мир связывает это слово только с понятием немецкой агрессии на Восток. Но ведь это свойственно любой нации - распространять свое влияние, свою культуру. Так было и так всегда будет. Живой организм не может существовать в замкнутой сфере. Прежде понималось, что такое расширение возможно лишь военным путем. Но завтра это примет форму мирного взаимопроникновения культур. Куда устремляться немецкому народу завтра?
У России тоже было время своего "Drang nach Osten". Как и "Drang nach Westen" тоже. И на юг, и на север активно устремлялись русские, потому и распространились так широко по Евразийскому материку. И у любого большого народа это было. Или есть. Вон ведь как американцы: рвутся сразу на все четыре стороны света...
Клаус сидел в прихожей, устало положив руки на стол, и думал, думал. Как он втянулся в эти игры спецслужб? Если докапываться до первопричины, то во всем виноват... заяц.
Он усмехнулся, подумав об этом: с каких пустяков порой все начинается. Поистине, невелик нужен камень, чтобы вызвать лавину.
Заяц выскочил на дорогу внезапно, заставив резко нажать на тормоз и крутнуть руль. А дело было после дождя. Машину развернуло и бросило на дерево, растущее за обочиной. Очнулся он, когда его кто-то вытаскивал из горящей машины. Еще немного - там бы ему и остаться: сам видел, как рванул бензобак.
Человек, спасший его, был русским дипломатом, работавшим в посольстве в Дании, - Федор Кондратьев. Потом он не раз приезжал в Ольденбург, и они ночами спорили, сидя за столом. Впрочем, очень многое понималось чуть ли не одинаково.
И к этому курьеру, несмотря на все привезенные им, символы доверительности, Клаус вначале отнесся с подозрением. Пока тот не заговорил в точности как Федор Кондратьев...
А ведь знал, с самого начала знал, что добром не кончится эта дружба с русским дипломатом, который, как все дипломаты, конечно же, связан с разведкой. Знал, а все же втянулся в тайные игры. Сначала со своим спасителем, потом с его друзьями из ГДР.
Впрочем, втянулся - не то слово. Никто не втягивал, сам шел навстречу. По убеждению, которое состояло в том, что он, не симпатизируя ни коммунистам Москвы, ни социал-демократам Берлина, все же считал: в плане глобальной геополитики создание ГДР - в интересах немецкой нации. Через ГДР давняя идея культурного и экономического взаимопроникновения русских и немцев приобретала формы реальные, конкретные, осязаемые.
Защемило сердце. Клаус сходил на кухню, накапал в стакан своего сердечного, выпил. Постоял, прислушиваясь к себе, и, шаркая шлепанцами по жесткому паласу, пошел в спальню, где был нитроглицерин. Там попалась ему на глаза книжка "Deutsche und Russen. Tausend Jahre gemeinsame Geschichte" - "Немцы и русские. Тысяча лет совместной истории". Сунув таблетку нитроглицерина под язык, он сел к столу, положил книжку перед собой. Но не открыл, поскольку знал содержание почти наизусть.
Действительно, тысячу лет, никак не меньше, немцы и русские ищут контакты друг с другом. Случались, конечно, и конфликты. Но контактов-то было не в пример больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84