Он сложил фотографии вместе и положил их на стол изображением вниз.
— Такая жизнь не стоит того, чтобы жить, — сказал он срывающимся голосом. — Бог знает, что еще в этом дневнике…
— В ту ночь, когда я просматривала содержимое этого пакета, сколько бы поленьев я ни подкладывала в камин, мне все равно было холодно, — сказала женщина. — Я ходила по комнате всю ночь до рассвета. Я знала о подобных зверствах, но когда увидела и прочитала…
— Прочитала?.. — спросила Эрика. Глядя на дневник, она потянулась к нему, но потом отдернула руку, как от чего-то гадкого.
— Да, дневник, — сказала женщина. — Авидан, его родители, сестра и два брата жили в Мюнхене. В тысяча девятьсот сорок втором, когда началось истребление евреев, нацисты арестовали их и отправили в Дахау. Лагерь был всего в двадцати километрах от их дома. Это не был лагерь смерти, хотя, судя по тому, как его описывает Авидан, разница невелика. Он и его родственники работали как каторжники вместе с другими заключенными на фабрике, где шили амуницию. Их почти не кормили. Почти не оставляли времени для сна. Не было никаких санитарных условий. Вместо туалета — простая канава. Вода заражена. Крыши бараков протекали. Там было полно крыс. Два года они работали на победу Гитлера в войне. И один за другим умирали. Первая — мать Авидана, она надорвалась на фабрике и умерла. Однажды утром отец Авидана не смог подняться с пола, эсэсовец выволок его из барака и застрелил на глазах у других заключенных. Его тело лежало на площади для построений три дня, а потом заключенным приказали положить его на тележку и отвезти к яме для захоронений за лагерем. Потом десятилетняя сестра Авидана умерла от чахотки. Его старший брат передвигался не так быстро, как хотелось бы охраннику, и ему размозжили дубинкой череп. Оставшийся брат сошел сума и вскрыл себе вены щепкой от бревна. Авидан же твердо решил выжить. Незаметно для других он умудрялся отдыхать во время работы и копил силы. Он ел жуков, мух, пауков — все, что мог найти в лагере. И он победи л. В сентябре сорок четвертого он оказался в группе заключенных, которых отправили перевозить из города еду и выпивку для какого-то праздника нацистов. У грузовика спустила шина. Произошла заминка, и заключенные бежали. Эсэсовцы быстро пришли в себя и открыли огонь. Троих из четырех убили. Четвертым был Авидан. На него так подействовало ощущение свободы, что у него открылись резервы, о которых он и не подозревал. Он воровал продукты. Спал в стогах сена. И все время шел. Дахау — в ста километрах от Швейцарии. В дневнике Авидан не описывает, как он пересек границу, но он дошел до нейтральной территории и продолжал двигаться дальше, все еще не уверенный, что в безопасности. В конце концов, здесь он нашел себе пристанище. Я и мой бывший муж купили эту ферму в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Я понятия не имею, кому она принадлежала во время войны. Но кто бы тогда здесь ни жил, однажды они нашли в сарае Авидана. Они поняли, в каких он был обстоятельствах, посочувствовали и разрешили остаться в домике. Они снабжали его продуктами. Он жил здесь с октября сорок четвертого до конца воины, то есть до следующего мая, а потом уехал в Палестину.
Женщина замолчала. В комнате повисла звенящая тишина. Сол был так поглощен ее рассказом, что ему потребовалось какое-то время, чтобы осознать смысл последних слов женщины.
— Пришел сюда в октябре сорок четвертого? — Солу стало жарко. — Но разве вы не говорили, что он вернулся в прошлом году в…
— В октябре, — сказала женщина. — Судя по тому, что он пишет о перенесенных им испытаниях во время войны, я сомневаюсь, что это простое совпадение. Прошлое всегда было с ним. Что-то подтолкнуло его вернуться сюда. Дневник написан так, что кажется, он не просто вспоминает, а заново переживает все это.
— Это преследовало его, как наваждение… — Эрика вздрогнула.
— Как и твоего отца, — сказал Сол. В присутствии хозяйки он не стал у поминать о фотографиях, которые они обнаружили в подвале венского дома.
— Но вы сказали, что Авидан уехал отсюда в мае сорок пятого, в конце войны, — сказала Эрика. — Однако в этот год он ушел в феврале. Не совпадает.
— Если только он не собирался уйти в мае, — сказала женщина, — а что-то заставило уйти его раньше, так же как что-то заставило его вернуться сюда. Он ушел, не предупредив меня, и ничего с собой не взял. Решение, наверное, пришло неожиданно.
— Или кто-то неожиданно принял такое решение за него, — сказала Эрика. — Подозреваю, с моим отцом кто-то тоже мог так поступить.
— Его похитили? — спросила женщина.
— Возможно, — вздохнула Эрика. — У нас все еще недостаточно информации.
Через открытые окна Сол услышал гудение приближающейся по дороге машины. Звук стал громче. А потом вдруг стих.
У Сола напряглась спина. Он вышел из кухни и осторожно встал у окна, глядя на площадку перед террасой. А открытых воротах, на грязной, незаасфальтированной дороге, ведущей к дому, стоял черный “рено”. Внутри Сол разглядел три силуэта.
Эрика вошла в гостиную:
— В чем дело?
Следом за ней вошла хозяйка. Сол повернулся к ней:
— Вам знакома эта машина? Женщина шагнула к окну.
— Смотрите, чтобы вас не заметили, — предупредил Сол. Женщина подчинилась и осторожно посмотрела в окно.
— Никогда раньше ее не видела.
Из машины вышли трое. Все они были высокие, хорошо сложенные мужчины в возрасте между тридцатью и сорока. На каждом были ботинки на толстой подошве, черные широкие брюки и застегнутые на молнию ветровки. Куртки были слегка великоваты.
В июне? — подумал Сол. В такой теплый день, как сегодня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109