— Конечно, мы не дурные. И правила игры знаем. Ведь в нашей Колоссии как? Кто голову поднимет повыше — того, чик, и уже нет. Только ты не забывай, Ник, что там, — Тимофей Пахомович ткнул указательным пальцем кверху, — прекрасно понимают, что мы привлекаем к себе всех недовольных, причем активно недовольных. И мы держим их под контролем. Ты думаешь, что наши охранные фирмы, наши офисы, наши клубы, наши счета и сами мы — просуществовали бы хотя бы один день, если бы у них, — снова тычок пальцем вверх, — возникли подозрения, будто мы можем представлять опасность для ИХ власти? То, что нам позволяют иметь спортивные клубы и обучать тут молодежь единоборствам — это опять-таки способ взять под контроль энергию юности и направить ее в нужное русло. Ведь всем прекрасно понятно, что даже самый лучший борец — не боец против пули.
— Каламбурчик получился! — радостно воскликнул Захарий Ефимович. — Надо бы записать…
Он подошел к стеллажу, открыл первую попавшуюся тетрадь и написал в ней: «Борец — против пули не боец».
Тимофей Пахомович усмехнулся:
— Ты, главное, Светику эти слова не скажи. А то обидится.
— Светика мы обижать не будем, — согласился Захарий Ефимович и захлопнул тетрадь. — Светик — человек хороший, хотя и идеалист.
Судя по интонации, с которой он произнес слово «идеалист», оно для него было синонимом слова «дурак».
Захарий Ефимович снова сел за стол и произнес:
— А этот Филипп Скалкин тоже неплох! Как думаешь, Тим? Ему убить — что муху прихлопнуть.
— Да, встречаются сейчас такие. Не отчаянные рубаки, как были мы в молодости, а твердые и хладнокровные. То ли современные фильмы на детей так влияют, то ли компьютерные игры. Для них живое существо — все равно, что персонаж на экране. Но нам таких не надо. Такие за идею работать не будут. Умные. Скалкина будем держать на заметке, но подальше. Вдруг нам когда-нибудь потребуется человек для работы… одноразовой. Тогда и его не жалко, и с нами связей никаких не будет. А для постоянной работы нам бы людей попроще. Которым можно поменьше заплатить, а побольше наобещать.
Захарий Ефимович согласно покивал головой:
— Вот-вот! А Пафнутия Марфушина, если ты не возражаешь, я к себе возьму. Мне в отделе перспективных разработок компьютерный гений весьма пригодится. Хватит уже работать по старинке: арматурой, утюгами, взрывчаткой.
— Так я в понедельник его к тебе и направлю, — согласился Тимофей Пахомович. — Дай ему для начала что-нибудь простенькое для проверки. Ну, например, пусть соберет компромат на ту фирму, которую нам заказали ребята из «Колосского нафтелина».
— «Северный нафтелиновоз»?
— Вот именно. Пусть проверит их банковские счета, электронную переписку, документацию. Действительно, пора нам осваивать новые технологии и переходить на новый уровень. Как считаешь, Ник?
Генерал, опьяневший гораздо сильнее своих друзей, слегка заплетающимся языком промямлил:
— Ты, Тим, главное, не лезь выше того уровня, за которым тебе голову открутят!
— Я же говорю, что свое место знаю! — со смесью обиды и досады в голосе ответил Тимофей Пахомович. — И там, наверху, знают, что я знаю. И ты им мои слова, я знаю, передашь. Эх, наливай, Захар!
Тем временем Световзор вместе с учениками вышел из клуба, попрощался перед входом, и они направились в разные стороны. Если бы я не был окружен оболочкой невидимости, то Световзор бы, несомненно, увидел меня, пройдя всего в двух шагах. Я ожидал, что, закончив занятия с учениками, Световзор присоединится к беседе в дальней комнате. Но то ли он не входил в узкий круг старых однополчан, то ли сам не хотел принимать участие в застолье, то ли понимал, что ничего нового из уст своих старших товарищей он не услышит.
Убедившись, что клуб опустел, Афанасий запер входную дверь на задвижку и вернулся в дальнюю комнату. Захарий Ефимович налил стакан и ему.
— Давайте выпьем за неосуществимые мечты! — предложил тост Тимофей Пахомович. — Так хочется представить себе вновь тяжесть автомата в руках…
Наверняка, все поняли, что он имеет в виду, но что не решается произнести вслух даже в компании самых близких друзей.
Я не мог удержаться и подал реплику прямо возле уха Тимофея Пахомовича, рассчитывая на то, что он не заметит, кто из присутствующих ее произнес:
— Так что же мешает?
— Что мешает? Отвоевали мы своё. У нас дома, семьи. У меня, вот, скоро внуки появятся. Не могу я, как в молодости, жизнью своей рисковать ради абстрактных идей, ради красивых лозунгов. Пусть теперь молодые воюют. Чтобы с НИМИ бодаться — надо за это жизнь свою положить. А моя жизнь теперь принадлежит не только мне, но и тем людям, за которых я отвечаю. Сколько их, Захар?
— Официально — пять сотен сотрудников охранных фирм, — напомнил тот, хотя вопрос бы, скорее, риторический. — А вообще — сколько надо, столько и наберем. С твоим красноречием можно всю страну поднять…
— Тссс! — прижал палец к губам Тимофей Пахомович. — А вот об этом не надо! Я первым не пойду. Первые, конечно, становятся героями, но посмертно. Я — офицер, пусть и бывший, а не главнокомандующий. Вот кто-нибудь возьмет на себя ответственность, отдаст приказ…
— И?... — заинтересовался генерал Старопутов.
— И я трижды подумаю. Да и вообще, пустой этот наш разговор. Все равно нет сейчас того, кто мог бы повести за собой. Кто мог бы — тех ОНИ уже дано убрали. Мы великоколоссы, не умеем объединяться ЗА кого-нибудь. Мы скорее друг другу глотки перегрызем, чем признаем своего великоколосса главнее себя. Зато мы очень хорошо дружим ПРОТИВ кого-нибудь. Тут уж мы все едины. Сейчас мы не любим боблинов за то, что те преуспевают там, где мы, великоколоссы, слабы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177