Когда он опустился на скамью, голова великана была низко опущена.
Наконец вокруг Марии собрались все артисты, которые могли двигаться без посторонней помощи. Лица больше не были радостными, на них читался откровенный страх. Многих била дрожь, они кутались в плащи, пропитанные кровью, потом и покрытые пылью. Это больше не было войско артистов, восставших против угнетения, это была толпа перепуганных крыс. Последняя надежда, которая у них оставалась, была Мария, и они смотрели на нее не отрываясь, почти голодными взглядами.
Прислонив клюку к большому камню, Мария скрестила руки на груди. Ветер играл ее черными волосами, пока она собиралась с силами для этого важного разговора.
– Мы свободны, – произнесла она так тихо, что даже первые ряды наклонились вперед, чтобы услышать ее слова. Потом она повторила чуть громче:
– Мы свободны. Надо восстановить Карнавал.
– Что произошло в Л'Мораи? – спросила какая-то женщина с лицом свиньи.
– Я была на суде, – ответила Мария, на мгновение опуская голову. – Я вышла вперед и рассказала им все об убийствах на Карнавале. Я рассказала о том, что мы узнали, они провели расследование, схватили этого человека и убили его.
Шепот недоверия и радости пробежал по рядам.
– Кто это был? – раздался тоненький голос из заднего ряда.
Мария сжала зубы и закрыла глаза.
– Это был…, это был, – ее подбородок на мгновение дрогнул, но потом голос стал жестким:
– Это был сапожник. Его звали Фрэнк Мартинки. – Она покраснела и отвернулась.
– А я думал, он умер лет десять назад, – прервал ее каркающий голос горбуна.
– Почему они отпустили тебя? – выкрикнул Вэлор, в его голосе почти не осталось радостной надежды.
– Я…, я была невиновна, – просто ответила Мария. – Я просто защищала людей, по крайней мере, так решил Совет.
– Так мы будем теперь строить город, о котором ты говорила? – воодушевленно спросил мальчик с лицом собаки.
Мария покачала головой, подыскивая правильные слова, которые толпились у нее в горле.
– Нет. Нет, это была дурацкая идея, дурацкая мечта. Из-за нее так много людей погибло на войне. Надо было говорить об армии, а не о городе. Мы… – Она глубоко вдохнула аромат цветущей долины:
– Мы не крестьяне. Мы не похожи на обычных тружеников. Мы артисты, уроды, нечто, вызывающее любопытство. Мы живем ради представления… И нам придется все восстановить.
Вэлор бросил на великана тревожный взгляд, Гермос снова зажимал рану на бедре, глаза его были мрачными и грустными.
– С чего мы начнем? – выкрикнул слабо Клэтч.
Гермос удивленно повернулся к горбуну, ведь тот почти никогда не разговаривал, а с тех пор как Большой мальчик погиб на войне, Клэтч совсем пал духом.
– Да, – поддержал его Вэлор, вскакивая со своего места. – Надо что-то делать! Мы сделаем все, что ты скажешь! Только скажи слово!
Тяжело вздохнув, Мария с трудом проговорила:
– Убирайте завалы, надо освободить выход с арены.
Вэлор встал, широко улыбаясь:
– Это почти сделано. Сделано благодаря мне. – Он подошел к ней и взял Марию за руку. – Рука слепой была холодна как лед. – Давай я отведу тебя туда.
– Нет… Я должна обработать рану Гермоса.
Карлик замешкался, потом развернулся и закричал уродам:
– Вы слышали, что сказал генерал?! Берите лопаты, вилы, кинжалы и пики! Мы идем валить стену.
Он сделал знак аплодировать, и артисты ответили дружной овацией. Но карлик остался недоволен откликом, и сделал знак повторить аплодисменты. На сей раз они оказались громче. Вэлор сделал жест следовать за ним и направился к заделанному в начале войны проходу. За ним гуськом потянулись уроды.
Мария немного расслабилась, слушая их шаги, потом она направилась к Гермосу. Кто-то из артистов принес ей простыни для бинтов и баночку бальзама. Взяв их, Мария поблагодарила горбуна и подошла к великану.
Гермос не отрывал от нее взгляда, но не произнес ни слова, ни когда она села рядом, ни тогда, когда ее маленькие руки коснулись его раненой ноги. Она отвернулась и тоже молчала, ничем не успокоив его подозрений. Раздвинув ткань, она ощупала рану пальцами, а потом начала рвать простыни на бинты.
– Что же произошло? – наконец спросил Гермос.
Мария колебалась только мгновение, а потом продолжила работу. Она открыла банку с пахучим бальзамом и начала мазать ему ногу.
– Что они с тобой сделали? – настаивал он, голос его дрожал от волнения. Рука Марии дрогнула.
– Ничего, – ответила она.
Раздался страшный грохот, это артисты разбивали стену. Гермос осмотрел ее грустное опущенное лицо.
– Это правда ты? – спросил он.
Мария на мгновение остановилась, раздался новый удар тарана, за которым последовал шум падающих камней. Потом она начала забинтовывать бедро великана.
Гермос погладил окровавленной рукой ее нежную шею.
– Я скучал по тебе. – Он отвел темные волосы женщины, она вздрогнула, догадавшись, что он делает. Было поздно – он увидел, что татуировки исчезли.
Мария молча продолжала бинтовать рану.
Гермос, не отводя от нее глаз, вырвал у нее из рук бинт, а потом, обхватив голову женщины окровавленными руками, повернул к себе ее бледное лицо. В ее выражении мешались страх и облегчение, пока он пристально вглядывался в нее.
Раздался новый удар.
– Ты меня видишь? – тревожно спросил он.
Слеза скатилась по бледной щеке Марии, она закрыла глаза.
– Конечно, нет.
Великан обнял ее костлявыми длинными руками, она не только не сопротивлялась, но обхватила его шею и прижалась к худой груди Гермоса. Теперь слезы струились и по его щекам. Поправив ее черные волосы, он сорвал амулет, висевший у нее на шее, и произнес последнюю фразу, которую услышала слепая жонглерша Мария:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86