Сегодня в сумерки… встретишься на рыночной площади с цыганами. Заплати им семнадцать золотых, и они… увезут тебя.
– Но сегодня вечером я должна встретиться с Герконом Люкасом.
– Нет… – настаивал Торис, глядя куда-то в пространство. – Люкас – оборотень, вервольф. И Казимир тоже…
– Что?! – брови Юлианны подскочили, от изумления она даже отняла свою руку от его головы.
– У меня нет сил, чтобы доказывать это тебе… – пробормотал Торис. С трудом сфокусировав свой взгляд на лице девушки, он сказал:
– Я сам тому самое главное доказательство. На меня напал не грабитель. Это был… Казимир. Он и Люкас… действуют заодно.
Юлианна смертельно побледнела. Даже ее алые губы стали синевато-серыми.
– Если тебе хоть немного меня жалко, беги отсюда сегодня же…
Юлианна бессмысленно смотрела прямо перед собой.
– Я не могу в это поверить.
– Любовь ослепила тебя, – с горечью прошептал Торис. – Любовь к Казимиру… Она ослепила и меня тоже.
Юлианна встала, недоверчиво качая головой. Бледное лицо ее не выражало ничего кроме глубокой печали.
– Как это может быть?
– Не спрашивай, – нетерпеливо прохрипел Торис. – Просто послушайся и беги!
Юлианна повернулась к нему, и он увидел, что изумруды ее глаз окружены тонкими розовыми прожилками усталости.
– Но я не могу оставить тебя здесь, ты можешь…
– Я и так уже почти мертв, Юлианна, – перебил ее Торис и с трудом
Вздохнул. – Я умру независимо от того, оставишь ты меня здесь или попытаешься взять с собой. В последнем случае ты погибнешь тоже.
Юлианна расплакалась:
– Я не могу оставить тебя на верную смерть.
– Тебе придется это сделать.
Подбородок у нее задрожал от сдерживаемых рыданий. Наклонившись над кроватью, Юлианна бережно обняла Ториса. Даже сквозь мучительную боль, которую причинили ему эти легкие объятия, Торис почувствовал прикосновение ее горячего тела. По щеке его скатилась одинокая слеза.
Юлианна нехотя отпустила его:
– До свидания, добрый Торис.
Торис понял, что никогда больше не увидит ее черных волос и изумрудных глаз.
– Который теперь час? – спросил он.
– Четвертый на исходе. До заката остался один час.
– Возьми золото и уходи сейчас же. Пусть никто тебя не видит. Найдешь цыган и спросишь… мадам Дачию.
Юлианна поцеловала его в губы.
– Прощай, Торис, верховный жрец Милила.
– Прощай, – ответили его губы. Юлианна встала с кровати, и вскоре ее уже не было в комнате.


***

Торис очнулся, может быть, через несколько минут, а может быть, несколько часов спустя. Одна мысль сверкала в его воспаленно мозгу подобно свету маяка: Юлианна забыла кинжал.


***

Геркон Люкас сидел в темноте зашторенного кабинета. Крошечный огонек свечного огарка, прилепленного в центре стола, казалось, сгущал тени еще больше, вместо того чтобы рассеивать мрак. Бард сидел в глубокой задумчивости, неподвижный, как каменное изваяние. Его стальные глаза были устремлены куда-то вдаль, на какой-то невидимый предмет, расположенный далеко за пределами кабинета. В руке он держал единственную красную розу, которую вытащил из стоявшей на столике вазы. На кончике его большого пальца выступила круглая капелька крови.
– Юлианна… – негромко пробормотал он.
Занавеска перед ним раздвинулась, и в проеме показалась рука с двумя кружками пенящегося мекульбрау. Следом появился и сам обладатель этой руки – высокий молодой человек в алом атласном камзоле без рукавов и великолепной кружевной сорочке. Одеяние его отличалось такой редкостной красотой, что даже всякое повидавший Люкас невольно задержал на нем взгляд. Затем он прищурился и перевел взгляд на лицо черноволосого красавца.
– Закрой занавеску, Казимир, – сказал Люкас.
Озорно улыбаясь, Казимир поставил перед своим отцом кружку с вином и повернулся, чтобы задернуть штору.
– И тебе добрый вечер, – заметил он, опускаясь в кресло и приподнимая в сторону отца свою кружку.
– Какое тут подают мекульбрау, мастер Люкас?
Не ответив на его вопрос, бард негромко прогудел:
– Я навестил сегодня твоего жреца. Казимир отпил глоток вина и сверкнул глазами:
– Ну и как тебе понравилось дело моих рук, отец?
– Я думаю, что он еще жив, – заметил Люкас. – Если ты это имеешь в виду.
Он положил розу на стол перед собой и принялся рассматривать на пальце капельку крови.
– Все еще жив, но разбит вдребезги, как пустой кубок из-под вина, – похвастался Казимир, выразительно глядя на нетронутый бокал перед Люкасом. – Он жив и способен чувствовать боль. Я многому научился у твоего фон Даакнау.
Люкас размазал капельку крови между большим и указательным пальцами.
– Ты не понимаешь, Казимир. Какие бы мучения он ни испытывал, это не является достаточным, чтобы…
Казимир решительно поставил на стол кружку с мекульбрау и сказал жестким голосом:
– Мне казалось, что мое искусство доставит тебе немного удовольствия. Я позвал тебя сюда затем, чтобы выпить за наше будущее… и затем, чтобы ты своими глазами видел, как я буду убивать жреца.
Он снова взялся за кружку и приподнял его жестом произносящего тост.
Люкас неохотно взялся за свое вино:
– Мы выпьем, потом прикончим жреца и отправимся на охоту? Казимир злобно ухмыльнулся:
– За наше чудовищное будущее, за отца и сына! Выпьем до дна, как выпьем мы и вино нашей жизни в ипостаси чудовищ!
Люкас улыбнулся. Поднимая свою кружку, он чокнулся с сыном и поднес вино к губам. Оба выпили единым духом, запрокинув головы, и со стуком опустили пустые кружки на поверхность стола. Казимир вытер губы рукой и громко рыгнул.
Люкас от души рассмеялся.
Не прошло и минуты, как Казимир вскочил на ноги и раздвинул занавеску, прикрывающую вход в нишу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114