Он вернулся к Карлу Сагану и функциям правого полушария мозга.
Внезапно ему показалось, что корма опустилась – чуть-чуть, всего на несколько дюймов. Бургис повернулся, но еще до того, как его глаза успели приспособиться к темноте, вокруг его шеи обвилась тонкая веревка, которая перерезала все, кроме кости.
Когда его тащили спиной вперед и выбрасывали за борт, Бургис не чувствовал боли. Мгновенное недоумение, ощущение, что произошло что-то плохое, и – все.
Мужчина стоял на кокпите и слушал. С него капала вода. Он услышал похрапывание и отвел занавеску, закрывавшую дверной проход.
Эллен Бургис лежала на спине, укрывшись простыней, и глубоко дышала носом. Капля воды упала на ее лицо, в носу зачесалось. Она пошевелилась.
– Уже? – Эллен посопела носом, чтобы его прочистить, и ощутила Запах соленой воды, и еще... какой-то ужасный запах, как будто бы в трюме лежала мертвечина. Кто-то стоял возле нее, между койкой и дверным проемом, загораживая собой звезды.
– Уолтер?
– Прочтете молитву, мадам?
– Уолтер?!
Она попыталась сесть, но чья-то ладонь прижала ее голову к подушке. Перед глазами мелькнула тень.
Человек повернулся, чтобы уйти. Эллен протянула к нему руку и попыталась было заговорить – и только тогда поняла, что у нее перерезано горло.
На корме мужчина подобрал ружье и осмотрел его, поворачивая, со всех сторон. Система перезарядки была ему незнакома. Он подергал затвор, отвел его назад, вздрогнул, когда патрон выскочил из патронника и, крутясь, полетел в воду. Заглянув в патронник, он сосчитал оставшиеся патроны и закрыл затвор.
Держа ружье высоко в правой руке, он соскользнул с кормы и, работая, как ножницами, своими промокшими, обернутыми в шкуры, ногами, тихо поплыл по направлению к “Пенцансу”.
Спустя несколько минут два выстрела разнеслись над тихой водой и эхом отразились от утесов на берегу.
Глава 4
– Ой! – Юстин поднял глаза от журнала “Американский стрелок”. – Мама меня убьет!
Мейнард, сидя рядом с ним, ближе к проходу, закрыл папку, в которой были собраны все вырезки из “Тудей”.
– А что ты натворил?
– Мой урок игры на фортепиано. Я про него забыл.
– Когда?
– В двенадцать часов каждую субботу. Мейнард посмотрел на часы.
– Сейчас только девять сорок. Мы позвоним твоей учительнице из аэропорта. Она не будет сердиться.
– Это “он”. Мистер Яновски. Он не верит оправданиям.
– Он поверит мне. Я скажу ему, что у тебя тяжелый случай высыпания веснушек. – Мейнард улыбнулся своим воспоминаниям. – Я воспользовался таким предлогом, когда работал в “Трибьюн”, – у меня было ужасное похмелье. Сработало. Редактор решил, что у меня рак.
Но Юстин не успокоился.
– Ей все равно придется ему заплатить.
– Я ему заплачу, хорошо? Договорились?
– Не знаю, – Юстин покраснел. – Мама говорит, что твои чеки банк возвращает не оплачивая.
– Ах, она так говорит? Один дурацкий чек ничего не означает. Я заплачу твоему учителю, и этот чек будет в порядке. Идет?
– Идет.
– Хорошо. – Мейнард нахмурился. – Она не должна говорить тебе такие вещи.
– Она говорит, что плохой пример – это лучшая проповедь. Мейнард громко рассмеялся.
– Ну, вообще-то, “хороший пример – это лучшая проповедь”. Это сказал Бенджамин Франклин.
– Я не знаю. Но так не подходило.
– Куда не подходило?
– К фразе, которую она сочиняла.
– О том, что слишком толстый волос упадет и пропадет в канаве без следа... – Мейнард снова рассмеялся.
– Что?
– Это “Гамлет”. Его известная речь о ненужности волос.
– Что такое “Гамлет”?
– Пьеса. Скоро узнаешь.
Юстин вернулся к “Американскому стрелку”.
– Слушай, у нас ведь такой был! – он показал на фотографию револьвера системы “Кольт-Фронтиер”.
– Да. Редкость, кстати. Калибр тридцать два – двадцать. Помнишь, как блестела кобура? Этой коже было лет сто.
– Здесь пишут, что “кольты” одинарного действия стреляли неточно. Очень мала была вероятность попадания.
– Им и не нужно было точно стрелять дальше двадцати футов. Тогда сражались, находясь довольно близко друг к другу.
– А как же в случае перестрелки? Ну, когда бросаются друг на друга?
– Я готов поспорить, что такого и десяти раз за десять лет не происходило. Если дело доходило до стрельбы, они убивали Друг друга любым доступным им способом. В спину, из-под стола, из-за двери.
– Это нечестно.
– Никто и не собирался делать что-то честно. Суть была в том, чтобы покончить с этим как можно быстрее, и уйти живым и невредимым. – Мейнард помолчал и посмотрел на сына. – Не бывает таких драк, которые бы имели хоть какой-то смысл, Юстин. Если ты попадаешь в драку, единственное, к чему ты должен стремиться, это закончить ее. А о “честности” пусть заботится противник.
Загорелся знак “Пристегнуть ремни”, и стюардесса объявила по интеркому, что через несколько минут они приземлятся в Национальном аэропорту.
– Как хотелось бы еще пострелять, – сказал Юстин. Вплоть до прошлого года, когда родители Мейнарда переехали в Аризону, Мейнард и Юстин часто проводили выходные дни в Пенсильвании, на небольшой ферме, принадлежавшей отцу Мейнарда, Грэмпсу, и развлекались там стрельбой. Во время Второй мировой войны Грэмпс был чемпионом Военно-Морских Сил по стрельбе, а во время войны с Кореей он испытывал оружие для Пентагона. Его каменный дом, постройки восемнадцатого века, был напичкан военными редкостями – от мушкета времен Иакова I с его монограммой до заряжавшегося с казенной частя кремневого ружья Фергюсона, пережившего битву при Кингз-Маунтин во время Английской Революции, и до редкого образца (Юстин его любил больше всего) многофункциональной штурмовой винтовки Стонера, которая превращает современного солдата в целый батальон солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75