Я ей это обещал и от слова своего не отступлю. – Нарим заботливо подоткнул одеяло и подсунул что-то мягкое мне под голову. – Утром я вернусь и покормлю вас.
Полуночная тень растворилась в ночи. Долго-долго, несколько предрассветных часов, я лежал смирно и чувствовал, как его слова медленно опускаются в тумане моего сознания, словно снежинки, которые тают, достигнув твердой земли. Роэлан прилетит сюда, потому что ищет меня. Он напьется отравленной воды, а Нарим будет поджидать его с кровавиком наготове. Роэлан снова попадет в плен, лишится дара речи, не сможет предупредить собратьев, и они тоже слетятся к озеру. Когда Нарим на рассвете вернулся, чтобы напоить меня жидкой кашицей и дать еще порцию своей парализующей отравы, он осторожно вытер невольные слезы, струившиеся у меня по лицу. Он был так уверен в себе, с такой человечностью замышлял убийство, с такой добротой намеревался поработить целый народ… Больше он со мной не разговаривал.
Кругом не было ничего, кроме узенькой полоски песка – каких-нибудь десять шагов до набегающих озерных волн. За полосой воды виднелись розовато-серые гранитные скалы, а над ними – голубое небо. Я лежал на боку, под щеку мне подсунули сложенное шерстяное одеяло, на котором растеклась темная лужица слюны. Мысли у меня блуждали от прошлого к настоящему, но ничего связного я придумать не мог и вообще едва ли мог думать.
День выдался ясный, и мне пришлось бы туго, если бы я лежал на солнцепеке, но, к счастью, скала, к которой я был прикован, нависала надо мной и давала достаточно тени. Несмотря на то что воздух был по-прежнему прохладен, меня то и дело бросало в жар, так что цепи раскалялись и обжигали запястья. Время тянулось невыносимо, и мне отчаянно хотелось пить – это было настоящей пыткой, ведь прямо перед глазами плескалась чистая вода, до которой было не добраться. К тому же я знал, что вода отравлена и что драконы, отведав ее, впадут в ту же одурь, что и я. Жажда занимала все мои разрозненные мысли, и даже хлопанье медно-зеленых крыльев в небесах не отвлекло меня. Дикие, неистовые крики эхом отдавались в скалах и у меня в костях – крики боли, утраты, отчаяния. Но мимолетная печаль тут же канула в небытие, утонув в мечтаниях о воде.
Когда солнце стало снижаться и над озером пополз туман, я увидел, что от дальних скал отделился обломок и медленно движется ко мне. Безумие. Я чувствовал, как его холодные пальцы выцарапывают из меня последние остатки разума. Я пытался дернуться, закричать, заплакать, но не мог. Обломок скалы медленно плыл ко мне. Закрыв глаза, я приказал себе умереть.
Плеск… Глухой удар…
Он принес еще отравы. Нет! Хватит! Пусть лучше он меня убьет!
Когда плошка коснулась моих губ, я весь вскипел от ярости, но наружу, за пределы пылающей кожи, вырвался лишь еле слышный стон. Только в плошке была не маслянистая дженика, а чистая вода. Я закашлялся и едва не захлебнулся, стараясь не упустить ни капельки влаги, чтобы потушить пылавший внутри огонь. Когда плошка опустела, я открыл глаза. У моего лица стояли пара башмаков и пара сапог. На сухой песок с них стекали бисеринки влаги.
– Думаешь, получится? – Новый голос.
Только почему при звуках этого голоса сердце у меня заколотилось, как морские волны о ледяные утесы Эсконии?
– Роэлан целый день его ищет. Пусть все спрячутся. Зверь, разумеется, с подозрением относится к озеру, но скоро он найдет то, что ищет. Как только он обнаружит Эйдана, то волей-неволей коснется воды. А как только он коснется воды, он ее хлебнет. И я буду наготове.
– Вот хорошо, что я тут. Жалко было бы пропустить такое зрелище.
– Всегда подозревал, что у тебя выдающиеся способности, но чтобы сбежать от Клана… – В голосе прозвучала нотка недоверия. Минорная нота в мелодии радости и облегчения.
– Знаешь, когда весь лагерь в Кор-Неуилл пустеет за какой-нибудь час, поневоле отвлечешься. По-моему, Мак-Ихерн просто не верил тому, что ему твердили, пока своими глазами не увидел.
Сапоги отодвинулись в сторону. В поле моего зрения оказались стройные ноги в кожаных штанах. Узкая смуглая ладонь приподняла мне голову, и я взглянул в лицо той, что опустилась на колени рядом со мной. Я был готов закричать, дурным голосом завопить от счастья, подпрыгнуть к облакам и возблагодарить всех богов на свете.
– Лара…
Даже в смертном оцепенении я сумел выговорить это имя.
– Надеюсь, долго ждать не придется, Нарим. Жалкое зрелище. Почему этот дурень и слабак не согласился делать то, что ему велели? – Ледяное спокойствие ее голоса заморозило мою радость, словно первые заморозки – яркую осеннюю листву. Там, где было ее имя, осталась зияющая пустота. Несмотря на невыносимую горечь, я заметил, что краска залила ей шею.
– Видишь ли, Лара, не многие люди способны на разумные решения, когда дело касается их сердца.
– Лучше вовсе не иметь сердца, чем унижаться до такого.
– Я считал, Лара, что ты его любишь.
– С чего вдруг? Ему до меня и дела не было – только про своих зверей и думал! Он видел, как Седрик схватил меня в Абертене, и он знал, что со мной сделает Мак-Ихерн. Знал, что отрубят сначала руку… потом ногу… что будут пытать, пока я всего не скажу… Вот что могло случиться, а этот сенайский пустозвон пальцем не пошевелил, чтобы меня спасти! Это что, любовь? Да мне на него наплевать! – И она действительно плюнула мне в лицо и убрала руку, уронив мою голову обратно на одеяло. – Да когда он будет больше не нужен, я своими руками его прирежу! А это?! – На песок у моего лица упали клочки бумаги, исписанной корявым почерком. – Пустые слова! Всего хорошего! – Пара сапог удалилась и остановилась у лодки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118