Любимый мой, тебя я вознесу
Туда, где ночь встречается с рассветом,
Где искрами небесного огня
Под утро звезды тихо гаснут, где ты
Печаль свою отринешь – для меня
Она как тяжкий груз, лежит на крыльях…

Кому, как не Роэлану, лучше всех созданий во вселенной понимать, что такое беспомощность? Стоило мне облечь мое горе в слова – и он вместе со мной печалился о той, которая была мне дороже всех, о той, которая сумела открыть мне дорогу к его пробуждению, а теперь оказалась в плену, кому, как не ему, знать, что такое плен?

Жестокая рука ее терзает -
Ту, без которой ты что птица без крыла.
Могу ее освободить – не знаю,
Куда лететь и сжечь кого дотла -
Скажи, избранник мой, я все исполню,
Скажи мне, я твою утишу боль.
Ты и в аду служил мне верно, помню, -
Теперь же мне помочь тебе позволь.
Мы связаны с тобою неразрывно,
И жажду я, как путники – воды,
Твоих к крылатым обращенных гимнов.
Коль хочешь, мой любимый, из беды
Ее мы выручим…

Такое предложение оглушило и ошеломило меня. Но принять его я не мог. Клан ждет подобного хода, вооружившись кровавиками и хлыстами и ощетинясь отравленными копьями. Нельзя соглашаться. Ведь даже если Роэлан останется цел и невредим, Лару убьют. Я едва успел ощутить радость Роэлана, чьи братья и сестры обрели наконец свободу, и вот видение уже померкло, а на смену ему пришли отблески пламени в очаге и беспорядок портновской лавки.
Элимы притихли, уставясь на меня и на книгу Нарима, выпавшую у меня из рук, – страницы драконий огонь не тронул, но кожаный переплет потемнел и покоробился, и от него чуть пахло копотью. Было видно, что бедняг распирает от незаданных вопросов, но у меня не оказалось слов на человеческом языке, чтобы описать увиденное и услышанное, так что я только мотнул головой. Отчаянно хотелось спать. Элимы отвели меня к тюфякам на полу. Мне снился тягостный кошмар – я видел Горикса, он щурил блестящие глазки и облизывал губы, потому что ему отдали Лару.

В доме было темно и тихо. Во рту у меня пересохло, и, сев на тюфяке, я долго скреб голову и пытался сообразить, кто я, где я и можно ли раздобыть тут попить. Окончательно проснувшись и придя в себя, я вдруг понял, что с рассветом должен отправиться к Девлину и предупредить его о случившемся. Эта мысль пришла мне во сне. Среди всех королей и властителей Элирии и ее соседей он один в состоянии сохранить подобие порядка даже теперь, когда драконы оказались на свободе. Но это удастся ему только в том случае, если события не застанут его врасплох. Надо заставить Девлина выслушать меня, а не то переворот, который я совершил, больнее всего ударит именно по тем, кто имеет к нему меньше всего касательства, – как раз по тем, кто сильнее всего страдал от драконьих войн. Когда эта весть пронесется по державе, на страну обрушится лавина мести. Как только поразительные новости пересекут границы, в Элирию хлынут варвары.
Но во сне меня посетила и другая мысль. Если я сумею предупредить Девлина, он, вероятно, захочет меня отблагодарить, и тогда…
Кто-то был столь любезен, что разул меня, так что по дому я шел относительно бесшумно. При мысли о вине или эле меня замутило, и я решил добраться до бочонка с сидром, который Мервил держал на холодке в сарайчике у конюшни. Но заднюю дверь заперли или заложили. Открыть ее, не произведя переполоха, не представлялось возможным. Пить хотелось ужасно, так что неудача меня не обескуражила. Прокравшись через захламленную мастерскую, я подошел к свежепочиненному парадному входу, и тут оказалось, что у порога, привалясь к двери, сидит Давин и при мерцании одинокой свечки читает книгу Нарима.
– Ну как, узнал что-нибудь интересное? – тихонько спросил я. Я же не знал, где спят друзья-помощники Мервила.
Давин вздрогнул и захлопнул книгу, пытаясь разглядеть в темноте, кто к нему пожаловал.
– Эйдан! – ахнул он и тут же перешел на шепот: – Ты что? Ты чего не спишь?
Я понял, что он чувствует себя страшно виноватым – то ли оттого, что читал чужой дневник, то ли оттого, что действительно узнал что-то интересное.
– Хотел выйти во двор, – объяснил я. – А задняя дверь заперта.
– Куда выйти? Зачем? Среди ночи!
– Да мало ли зачем, Давин… Что с тобой?
– Ты не… я не… Как это – мало ли?! – Голос у него хромал, как побитый пес. – Не ходи!
– С чего это вдруг – не ходи?
Давин беспокойно огляделся, прижал палец к губам и кивнул мне на пол рядом с ним. Окончательно разволновавшись, я сел.
– Давин, что происходит?
– Не знаю. Правда не знаю. – Хрупкие пальцы выбивали дробь по обугленному переплету.
Я умолк, понимая, что не дождусь внятного ответа, пока Давин не одержит победу в споре с самим собой.
– Нарим приехал. Пока ты спал.
– А. – Я откинулся на гору шелковых отрезов. – И что, Нарим не хочет, чтобы я выходил во двор хлебнуть сидра?
– Сидра? Ой… – Давин, мотая головой, протер глаза. – Когда Нарим узнал, что у вас с Ларой все получилось, он уже был на ногах больше суток. Потом он четырнадцать часов без перерыва скакал сюда. Ему надо было поспать, но он хотел удостовериться, что ты никуда не уйдешь, не поговорив с ним. – Элим запустил тонкие пальцы в белокурые кудри. Его колотило. – Я решил – ну и ладно… Только вот потом он отослал Мервила, Тарвила и Джаки ночевать к друзьям и мне тоже велел уйти. Я ответил, что лучше останусь: вдруг я тебе понадоблюсь. Он согласился, но явно был недоволен. А потом гляжу – он запер заднюю дверь и ставни тоже и забрал ключи! В доме только он и мы с тобой. А Рорика и Келлса он отправил на улицу. Сторожить. Стеречь, чтобы ты не ушел…
– И тебе это все не понравилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118