Наш единственный ребенок. Я должна рассказать мужу. Прошу, ваша милость.
– Ты говоришь, муж служит в арсенале? – Стражник покосился на черную ленту у меня на рукаве и понимающе кивнул. Судя по числу черных лент на рукавах жителей Монтевиаля, каждый потерял на войне сына, брата или мужа.
– Да, сударь. Он ремесленник. С честью служит самому королю. А наш Тевано был легионером, не просто солдатом. – Я разрыдалась и закрыла лицо передником, чтобы юный стражник не заметил обмана. Один из его товарищей, человек средних лет с густой рыжей бородой, внимательно смотрел на меня со своего поста с другой стороны приземистой дворцовой башни.
– Ладно. Проходи. Но только до арсенала и сразу обратно.
Я поклонилась и быстро прошла под мрачной аркой ворот, старательно отворачивая лицо от рыжебородого стражника. Может быть, не стоило входить через те же ворота, через которые мы с Кейроном входили почти каждый день в течение двух лет.
Оказавшись за углом башни, я свернула с дорожки, ведущей к арсеналу, и направилась в мастерские, которые Кейрон использовал для нужд Хранилища Древностей. Первый раз за десять лет я приближалась к дворцу лейранских королей с радостным, а не дурным предчувствием. Даже хлопающие на ветру алые знамена, означающие, что Эвард дома, не могли заставить меня замедлить шаг, когда я ступила на вымощенную кирпичом дорожку, отделяющую парадную часть дворца от хозяйственных каменных построек.
Следующая задача – узнать, жив ли кто-нибудь из прежних работников Хранилища. Все, кто работал с Кейроном, любили и уважали его, но их всех приговорили к «очищению», дорогостоящему и унизительному обряду, и я сомневалась, что найду здесь знакомых, тем более сочувствующих и незапуганных. Хуже того, когда я пересекла посыпанный гравием двор, то обнаружила в мастерских Хранилища шумную ораву потных скорняков.
– Чего тебе? – спросил бородатый работник, опуская свернутые в рулон шкуры на землю в трех шагах от того места, где я застыла в смущении. Из этой темной вонючей берлоги, где лупили молотками, резали, сшивали, выйдут горы седел, упряжи и сапог, необходимых Эварду для войны с Искераном.
– Я принесла записку секретарю Хранилища Древностей, – сказала я. – И не стала спрашивать, где оно находится. Потому что, когда я приходила с поручением в последний раз, оно было здесь.
– Похоже, ты давненько приходила сюда или просто заблудилась. Я работаю здесь уже восемь лет.
– Куда же они переехали? Моя хозяйка наверняка побьет меня, если я не передам записку.
– Хранилище, говоришь? – Скорняк поскреб седую бороду. – Что-то незнакомое. – Он задумался. Он понятия не имел, о чем я говорю.
– Там занимаются старьем, свезенным отовсюду: статуями, столами, доспехами, инструментами, надгробиями и прочим.
– А… Вроде как военные трофеи?
– Да. Да, именно.
– Наверное, это те парни из подземелья.
– Подземелья?
– Ага. Так мы их прозвали. Сидят внизу, словно кроты. Обойдешь этот дом, увидишь лестницу в подвал.
Спустись вниз, там покричи. Эти кроты, наверное, те, кто тебе нужен, – он добродушно улыбнулся мне почти беззубым ртом, – если, конечно, не решишь, что парни вроде нас все-таки получше.
Я улыбнулась мокрому от пота работнику.
– Не сегодня. Но если я найду того, кто мне нужен, значит, ты спас мою шкуру, этого я не забуду.
– Отлично. – Он взвалил свою пахучую ношу на широкие плечи и вошел в шумную мастерскую.
Когда я отыскала лестницу вниз, то увидела, что ступени ее засыпаны листьями, ветками, обломками кирпичей, а дверь внизу лестницы выглядела так, словно ее ржавые петли не смазывали со времен Освобождения. Я осторожно спустилась по крошащимся ступеням, с трудом отворила тяжелую дверь и вошла.
При виде темного и пустого коридора все во мне сжалось. «Здесь нет демонов», – говорила я себе, не вполне веря собственным словам. Единственным звуком, кроме звука моих шагов, было равномерное постукивание, доносящееся из дальнего конца, уводящего все ниже прохода. Я на цыпочках миновала черный провал, двигаясь к источнику звука. Бледный свет лампы сочился из двери слева от меня. Постукивание прекратилось, и я осторожно заглянула в дверной проем.
Темноволосый человек склонился над столом, заваленным инструментами, засыпанным пылью и обломками камня. Небольшая комната была забита горами ящиков, старыми книгами, кучами свернутых манускриптов, на полках теснились бутылки, банки, тряпки, расписанные горшки и коробки всех форм и размеров. Облупившаяся картина лежала на полу рядом с резной деревянной лошадкой, которой могло быть лет восемьсот. Из Искерана, я знаю. Лошади были священными животными искерских богов. Человек за столом поднял маленький молоточек и снова застучал.
– Прошу прощения, – произнесла я.
Он развернулся, со стуком уронив молоток. Небольшого роста, смуглый, с черными кучерявыми волосами, лишь недавно начавшими седеть. Носом, ртом и узким подбородком он смутно напоминал крысу.
– Расин!
Человек сощурился, нахмурясь.
– Кто здесь? Пожалуйста, выйдите на свет. Я не вижу в темноте, хотя те, кто выдает мне ламповое масло, кажется, думают иначе.
Я вошла в комнату и тут вполне насладилась незабываемым ощущением – когда мужчина при виде тебя падает замертво. «Когда-нибудь, – говорила я себе, обнюхивая горшки Расина, в надежде найти воду или вино, – кто-нибудь будет приветствовать тебя обыденным: „Привет, Сейри, как дела?“ Я решила, что содержимое широкой зеленой крынки не ядовито, и побрызгала из нее Расину в лицо. Потом опустилась на пол, пока он бормотал что-то и мотал головой, хватаясь за ножку стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165