А может, Лев обманывался, думал, что ему становится легче, но разбирать по косточкам - как и по какой причине, было делом неблагодарным. Во всяком случае, по отношению к Шерстневу. Просто он человек, он есть, его не забывают - и этим все сказано.
Сейчас Льву хотелось нарушить все неписаные правила и раскрыться перед Шерстневым, рассказать ему всю правду, ничего не утаивая. Наверное, самому станет легче, а вот старику... Каково ему будет, когда он узнает, что человек, о котором он упомянул в своей книге, оказался... Оборотнем? Нет, это совсем не так. И слабым его не назовешь, и сильным. Можно найти определение, но только не в этой квартире, не в присутствии хозяина, который вот уже на протяжении нескольких минут не спускает настороженных глаз со своего замолчавшего гостя и не решается спросить, что с ним, с Левушкой, приключилось.
Наверное, незаслуженно по отношению к родному отцу, почившему восемь лет назад, но Радзянский никогда не питал к нему тех чувств, которые он испытывал к Шерстневу. И дело не в замкнутости отца, не в его природном еврейском стремлении к выгоде, которая раздражала Льва, не в том, что старший Радзянский молчаливо не соглашался с сыном, выбравшим для себя иной путь, нежели тот, о котором мечтал отец. Да и мечтал ли он вообще? Просто однажды обронил, что работать за границей лучше в качестве торгового представителя. И больше ничего не добавил, словно загадал загадку.
И в этом весь его отец - ни убавить, ни прибавить.
А мать... Наверное, жизнь казалась бы ей лучше, во всяком случае, не скучнее, если бы отец хоть изредка напивался, ругался на весь дом матом, просыпался с похмелья и пил огуречный рассол, глядя на жену и сына виноватым взглядом. Нет, вся их жизнь прошла гладко, тихо, без ссор и взаимных упреков. Не оттого ли ушли они из жизни так рано?
Нет, не в этом дело. Лев знал, что не вправе осуждать отца, жалеть мать, а заодно и себя, искать причины, по которым он - прямая противоположность отцу, словно в его жилах больше казачьей материнской крови, нежели еврейской отцовской; согласно последней, он должен жрать фаршированную щуку, подсчитывать прибыль, толстеть и лысеть одновременно, а поднимаясь по служебной лестнице, смотреть себе под ноги.
Радзянский попрощался с Шерстневым и долго не отпускал его руку. И у старика глаза были грустные, хотя он наслал в голос бодрости:
- Заходи, Лева, не забывай старика.
- Обязательно зайду, Василий Ефимович. Вот прочитаю книгу - и приду поделиться впечатлениями.
- Ну, так скоро тебя не жди. А давай на ноябрьские праздники встретимся? - неожиданно подал идею Шерстнев.
- Неплохая мысль... Договорились.
- А ну-ка, - Василий Ефимович решительно закрыл дверь, вставая на пути гостя, - рассказывай, что случилось. Думаешь, я без глаз, ничего не заметил?
- Не могу, Василий Ефимович. Может быть, позже.
- И все-таки, - настаивал хозяин, - я хочу знать причину твоего настроения.
- Ну если только причину... - Теперь Лев не имел права уйти, не объяснившись. И он достаточно тонко открыл старику часть, только малую часть своего состояния, рассказал, что встретил человека и обрел, казалось бы, долгожданное спокойствие, ан нет - это вчера он был счастлив, а сегодня его гнетет тревога...
- Это слабость, Лева, - ответил Шерстнев, едва гость закончил. - Такое неизбежно в жизни любого человека. - Помолчав, старик возобновил разговор: - Стало быть, дела у тебя душевные и я не смогу тебе помочь...
«А, была не была», - Радзянский решился довериться своему учителю, не раскрывая при этом главного.
- У меня действительно возникли некоторые проблемы.
- Не петляй, как заяц, говори прямо.
- Короче, меня втянули в одно грязное дело. Времени у меня мало. Может, по своим каналам вы наведете справки на одного человека?
- И в самом деле у меня остались некоторые связи, тут ты не ошибся. Назови мне имя этого человека, и я постараюсь тебе помочь.
- Иванов Сергей Юрьевич. Да-да, тот самый, - кивнул гость, невольно улыбнувшись удивленной мине хозяина.
- Эка куда тебя занесло!.. Ладно, забеги завтра утречком. Много не обещаю - все, что в моих силах.
- Спасибо, Василий Ефимович!
- Пока благодарить не за что. Ступай.
Пока Радзянский находился в квартире Шерстнева, ни гость, ни хозяин ни разу не упомянули имени Бориса Левина. Радзянский не вспоминал его намеренно; и вот парадокс - не мог не думать о нем. А Шерстнев... наверное, оттого, что курировал совсем другой регион и знал по работе «европейца» Левина не так хорошо, правда, они не раз встречались в Центре, не говоря уже о том, что приятели вместе пусть не так часто, но навещали старого разведчика.
«Подзарядился? - спросил у себя Радзянский, усаживаясь за руль „БМВ“. - Если бы только подзарядился...»
Он уже пожалел, что втянул в эту историю Шерстнева. В лоб Василий Ефимович не спросит, загодя можно представить его слова: «Ну как, помог я тебе в том деле?» Обязательно спросит, поскольку к тому времени будет знать о скоропостижной кончине Иванова Сергея Юрьевича. Можно только гадать, к какому выводу придет старик, но у него возникнут вполне справедливые, обоснованные сомнения. Возможно, претензии, так как он хорошо осведомлен, как и каким способом устраняют нежелательных лиц.
А может, все будет проще. Виной подобных измышлений, претендующих на угрызения совести, неспокойное состояние Льва Радзянского, его взвинченность и немалый объем предстоящей работы.
Хватит, оборвал он себя, теперь за дело.
Уже сегодня предстояло сделать кое-какие шаги, хотя бы издали познакомиться с клиентом, просто посмотреть на него. И это не пустяк, а очень важная деталь. Порой мучительно ищешь решение и не можешь найти, а когда посмотришь на клиента, решение приходит само собой, словно это намеченная жертва дала подсказку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109