В крови погибших медики не обнаружили следов адреналина. Что говорит о следующем: они умирали, но страха не испытывали.
Ленц повел плечами то ли от неотрывного взгляда подчиненного, то ли от его слов.
— Я поговорил со специалистами из нашего НИИ-17, — продолжал Артемов, — они дали ответ: подобный эффект может дать яд, разработанный в этой же лаборатории еще в 1970 году. Яд имеет совершенно безобидное название: «жасмин». И действует «гуманно», как умерщвление приговоренных к казни посредством смертельной инъекции: сначала вводят успокоительное, потом снотворное, а дальше хлорид кальция останавливает сердце. Причем «наш» «жасмин» не оставляет следов, поскольку задействует естественные наркотики организма. Точнее, активизирует их. Короче, банальная передозировка.
— Я знаю о «жасмине» достаточно, — кивнул генерал, — это средство разрабатывали для спецопераций. В основном в газовой модификации. «Жасмин» не вызывает паники — в этом его главное преимущество. Даже возбужденный человек моментально успокаивается, расслабляется, засыпает, а потом умирает. Противоядие одно: вовремя введенная доза адреналина. И то этот антидот помогает не всем и не всегда. «Жасмин» состоит на вооружении российских спецподразделений.
— Возможно, ты прав, и к «экипажу-97» применили именно «жасмин». — «Однако, — подумал начальник военной разведки, — этот факт не сужает круг поисков. „Жасмин“ используется различными спецподразделениями — ГРУ, ФСБ, МВД».
Ленц коротко ответил на телефонный звонок и продолжил беседу.
— Считаешь, закачали газ в дыхательные аппараты? — предположил он.
Артемов не согласился с шефом.
— Думаю, сначала в баллон с газовой смесью: возиться с каждым аквалангом долго — а значит, и рискованно, и неудобно. К тому же для этого необходим компрессор, поскольку разница в давлении у небольшого баллончика — я имею в виду стандартную упаковку для спецсредств — и баллона с газовой смесью велика. А после заправки аппаратов газ из баллона был выпущен — вот и все. Никаких следов не осталось. Если куратор отвечал за техническое оснащение, в чем я сильно сомневаюсь, — то уничтожил следы сразу же после заправки аппаратов. Но он не мог быть эксплуатационником, поскольку формировал экипажи — факт нами почти доказанный. Так что, скорее всего, сделал это позже, уже после устранения исполнителей. А техник, сам того не зная, вместо нитрокса закачивал в акваланги ядовитую смесь.
— Кто тебя консультировал по этому вопросу?
— Капитан первого ранга Ранеев, — назвал полковник имя сотрудника оперативного управления.
— Хорошо. Нам осталось выяснить, кто в «Дельте» комплектовал экипажи, кто стоял за распределением очередности практических занятий под водой, и через него выйти на заказчика.
— Неплохо было бы. Да и материалы по возбужденному делу не мешало бы посмотреть. Насколько я знаю, теракт в Генпрокуратуре «завис». Кому мешал Максаков?
— А может, начальник Главка МВД по Южному федеральному округу генерал Шестопалов? — подсмотрел в сводке Ленц. — Или просто два военных вертолета — лакомый кусок для террористов. Я посмотрю, что смогу сделать. Пока ни милицию, ни Генпрокуратуру, ни тем более ФСБ напрягать не будем. Поглядим, что у нас будет вырисовываться, какая фигура выплывет. По большому счету не важно, какие цели она преследует, более существенно, какие средства использует. А это спецназ ГРУ. — Брови генерала сошлись к переносице. — Короче, какой-то мудрозадый поимел всех нас. В учебном центре, считай, в колыбели. Согласен?
— Да, — кивнул Артемов на меткое сравнение начальника ГРУ.
— И все же: если речь идет о чем-то непонятном, как в нашем случае, — значит, она идет о деньгах. Умные люди, эти мудрецы. На чем мы остановились?
— На кураторе.
— Мне кажется, что его постигла участь экипажа.
— Не думаю.
— Вот как? Почему?
— Потому что это перебор, Игорь Александрович.
Ликвидация куратора породила бы цепь событий, а так гибель курсантов — лишь одно-единственное звено. В противном случае несчастный случай переставал быть таковым. Что не входило в планы разработчика операции. Так что куратор жив. Я так думаю.
— И все же. Что-нибудь слышал о несчастных случаях среди офицеров и инструкторов «Дельты»? Ну, спустя какое-то время после ЧП: год, два...
— Я слышал о несчастном случае с лаборантом НИИ-17, — как ни в чем не бывало сказал Артемов. — Некто Евгений Дудников. 27 сентября 1997 года он попал в автокатастрофу. Погибли трое: он, жена и его теща. Спустя ровно месяц после диверсии.
— Да, в твоей сказке партизаны становятся все жирнее... Давай-ка заслушаем твоих людей. Сначала одного, потом другого.
* * *
Человеку, вошедшему в кабинет начальника военной разведки, на вид было двадцать семь — двадцать девять лет. Он был одет в светлый пиджак, темные отутюженные брюки («стрелки — пальцы обрежешь», — заметил Артемов) и коричневые туфли. Он вытянулся в струнку при виде «четырехзвездочного» генерала с орденской планкой в четыре ряда на кителе и человека лет сорока в гражданской одежде, пересевших на диван. Он давно уволился в запас, его карьера военного прервалась, когда в сентябре 1997 года закрыли «Дельту», а курс распустили.
Он кашлянул, поднеся кулак ко рту. Чем напомнил Артемову сцену из «Семнадцати мгновений весны»: опознание Штирлица «больным пареньком», стоявшим в охранении недалеко от разрушенного дома радистки Кэт и ее мужа Эрвина. «Вот сейчас этот парень попал „в одно из мгновений“, — незаметно улыбнулся полковник. — Видит перед собой не российского генерала, а начальника гестапо». Он скосил глаза на Ленца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15