Он терял в весе, престиже. Он видел насмешливые глаза партнеров по бизнесу, они же злопыхатели: «Как тебя согнуло!..» Он не хотел позора, который уже начал охаживать его огромной малярной кистью.
— Вы... — сквозь зубы процедил Матиас, глядя на это ничтожество в деловом костюме. — Вы будете долго жалеть об этом.
Кремлевский чиновник устало махнул рукой. Он изредка слышал нечто подобное, но чуть завуалированное по причине бессильной злобы: «Как бы не пожалеть...» Как бы. Это словесный мусор, и мести его можно как угодно.
— А вы, — задал никчемный вопрос администратор, — не пожалеете? Хотите жертвовать собой — ради бога. Только не портите настроение другим.
Матиас даже не хмыкнул пренебрежительно. Этого лощеного урода угораздило в змеиное болото, и он долго, корчась в судорогах, будет искать ползучего гада, укусившего его.
Ни о чем подобном Груздев не думал по разным причинам. Он не видел в этом «слепыше» никакой угрозы. Но если бы он видел его без очков... Вот если бы сейчас Матиас снял свои неподъемные минусовые стекла и глянул на чиновника, того пробрал бы мороз. От неожиданности, от мертвечины, сквозившей из глубины зрачков. И если бы сам Матиас, которого в школе дразнили Фильмоскопом, догадывался о магическом воздействии своих коптилок, он бы очки снимал, как шляпу, приветствуя каждого второго.
Убить — самое простое дело. Смертельно ранить — почти то же самое. Изувечить...
Хорошее определение. За свои деньги посмотреть, как будет корчиться на медленном огне эта элитная жаба.
Сейчас Матиас не жалел о тех незначительных деньгах, на которые он купит билет в первый ряд партера и будет любоваться этим захватывающим зрелищем. Как не жалел денег на сопутствующие нужды: сотовая связь, охрана, выпивка и жратва, цацки на любовниц. Все это необходимо, полезно и удобно, хлеб и зрелище.
Злоба, подогреваемая этими виденьями, закипала в груди Матиаса. Еще немного, и его «бронированные» стекла могли запотеть. Они стали проводником в прошлое, воскресили в памяти его детище — мощную организацию, действующую легально и в духе спецслужб. С ней не могла конкурировать ни одна преступная группировка, какой бы организованной она себя ни считала. Некоторых лидеров опознавали лишь по зубным протезам. Матиас же был уверен, что его не суждено опознать даже по характерным очкам с чудовищными линзами. Он ни в какую не соглашался на операцию по коррекции зрения. Знакомому офтальмологу он заметил: «А почему ты не сделаешь себе операцию?» Знакомый имел зрение минус пять с половиной диоптрий, «всего» вдвое меньше, чем у Матиаса.
Несколько лет наглядно показали: в России можно делать все что угодно. Создавать силовые структуры, выдавать сотрудникам удостоверения и оружие, пинком открывать двери министерств и ведомств, требовать конфиденциальную информацию, приватизировать предприятия и банки, продавать первые и приумножать богатство последних.
Оглядываясь назад, Алексей ловил себя на странной мысли: такого не могло быть в принципе. Голова кругом от всего этого.
Он никогда не был «вождем и учителем для никому не известных парней»; и пусть другие ОПГ хвалятся сотнями убийств — это от недостатка ума. Матиас всегда действовал выборочно и показательно. Если он говорил кому-то по телефону: «Или ты продаешь свой бизнес и твой компаньон выходит на свободу, или вскоре можешь попрощаться с обоими», то всегда держал слово: нажимал на рычаг и звонил — либо в Генпрокуратуру, либо шефу группы особого резерва.
Прошли годы. Матиас, отсидевшись на деньгах, бурно и с подачи Груздева возвращался в прежнее состояние. Словно действительно воскрешал то время, когда с ним были тесно связаны в том числе и чеченские группировки.
Администратор уже целую минуту не обращал внимания на гостя своего роскошного кремлевского кабинета, — он смотрел на монитор ноутбука, вернее, ноутчемодана — таким огромным он был.
2
Алексею Матиасу позвонил Михаил Косоглазов, работающий в секретариате Совбеза России. За три года, что Косоглазов просидел на своем месте, получая от банкира премиальные за слив секретных документов, сменилось множество постоянных и временных членов «откупного» ведомства страны, равно как и секретарей, а он буквально прикипел к своему небольшому офисному креслу.
Косоглазов уволился из милиции в звании майора и долгое время нигде не работал. Сам вспомнил, что некогда оказывал «конторе Матиаса» информационные услуги, — то была работа группы бывших силовиков, входящих в состав службы безопасности банкира, по дискредитации и подкупу должностных лиц в силовых и государственных учреждениях России.
— Желательно встретиться, — сказал Косоглазов.
— Хорошо, — отозвался Матиас. Он находился в своем кабинете, выдержанном в классическом стиле. Массивный рабочий стол. Справа на столе монитор, развернутый к сидящему в три четверти, телефон. Слева перекидной календарь и часы-статуэтка.
Справа от двери разместился застекленный книжный шкаф-уголок. Точно такой же напротив. Между ними кожаный диван коричневатых тонов и длинный низкий стол с полками. Позади пара светильников в виде подсвечников.
— Подъезжай к семи в офис «Капитала», — назначил время банкир. — Жду.
Он положил трубку.
Глава управляющей компании Борис Восканян, страдающий от ожирения и нездорового любопытства, кивком головы спросил: «Кто?»
— Косоглазов из Совбеза, — пояснил Матиас, глядя на развалившегося на диване армянина. — Есть что-то интересное для нас, думаю. По пустякам меня Косоглазов беспокоить бы не стал. Плюс рассчитывает на дополнительные бабки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16