"Забрала" опустились, и олимпийская чаша снова вспыхнула цветами и фейерверками... Филимонов и Надя таскали песок из большой кучи на дорожку. Лена красила сетку, отгораживающую спортплощадку от двора. Несколько пенсионеров срезали лопатами кочки на пустыре, а малыши носили охапки травы к мусорным ящикам.
Гена засучил рукава.
- Где моя лопата? - громко спросил он.
- И моя? - спросил Гусь.
- Твоя вон там, возле песка, - сказала Надя Гусю. - А ты, Гена, иди домой! Ты работать не будешь. Нас много, а ты один. Отдыхай, набирайся сил! Тренируйся...
- Ты что? - воскликнул Гена. - Что я, хуже других?
- Мне не нравится твоё дыхание... - озабоченно сказала Надя. - Тебе нравится, а мне нет. Мы решили тебя беречь!
Ларионов некоторое время метался по площадке. Он готов был свернуть горы. Но горы оказались неприступными. Он постоял несколько минут рядом с дискоболом, фанерные мышцы которого были так напряжены, точно он собирался метнуть диск туда, где синий морской горизонт сливался с синим горизонтом неба.
Гена постоял, постоял и поплёлся домой, сопровождаемый сочувственным взглядом Гуся.
5
Филимонов сидел на диване, мрачно глядя в бабушкину спину. Интервидение передавало репортаж о международном чемпионате по боксу. Бабушкина спина отражала все удачи и неудачи на ринге. Бабушка то посмеивалась, то пугалась, то восторгалась, довольно умело делая при этом выпад правой, как будто сама посылала в нокаут всех побеждённых, кроме, конечно, своих, советских боксёров. Когда они проигрывали, бабушка обыкновенно охала, комкала фартук и прижимала его к лицу.
- Ах, Антошенька! - говорила бабушка. - Когда в двадцать седьмом году у нас при клубе организовали женские команды в кружке бокса, я записалась первая...
Потом бабушка принялась рассказывать, как она стала мотогонщицей.
Всё это Антон уже знал.
- Я устал... - сказал Антон. - Вон сколько песку перелопатили сегодня...
- А почему не работал Гена? Он заболел?
- Нет, - сказал Антон. - Он у нас знаменитость и наша надежда. Мы его бережём.
- Молодцы! - похвалила бабушка. - Хотя мы в наше время ни для кого не делали исключения...
И она пошла на кухню заварить чайку - она очень любила перед сном с внуком попить чайку и повспоминать что-нибудь героическое из дедушкиной жизни или что-нибудь забавное из своей.
"Ну, и что из этого, что я прыгаю на один сантиметр ниже? - сумрачно думал Антон. - В конце концов, на пьедестале почета, кроме первого места, есть и второе! Что, они хотят, чтоб когда-нибудь второе место занял какой-нибудь американец?"
Сегодняшний чай не доставил Антону почти никакого удовольствия. Он отставил чашку и подошёл к окну. На своём балконе Вита Левская устроила скрипичный концерт. Молдавские мелодии услаждали слух всех, кто ещё не спал. И, возможно, слух Ларионова, который, возможно, тоже ещё не спал.
6
Ветер дул с моря, уже с утра горячий, пахло мокрыми лодками, просмолёнными канатами, пахло портом и кораблями. Гена стряхнул с себя своё раздумчивое, непонятное настроение, сказал:
- Ну, Гусь, давай! Давай, Гусь! Смотри, Гусь!
Гена побежал, Гена оттолкнулся, Гена взлетел!
- Гениально! - завопил Гусь.
Гена взял ещё одну высоту. Гена летел на крыльях.
- Да здравствует белая зависть! - завопил Гусь. - Я тебе белой завистью завидую!
Ларионов отошёл:
- Беги теперь ты!
Гусь долго и забавно примерялся, с некоторым страхом глядя на планку, которая была значительно выше бабушкиного забора.
- Три тридцать... - сказал Гена. - Не подкачай!
Гусь прыгнул - сбил планку. Прыгнул ещё, опять сбил.
- Давай, давай! - крикнул Гена. - Не раскисать!
Гусь отчаянно ринулся на третью попытку. Фонтаном взлетели под ногами опилки.
- Взял! - заорал Гусь, валясь на спину и дрыгая ногами.
- Ещё не совсем чисто, не совсем! - сказал Гена. - Смотри!
Гусь смотрел, стоя почти на четвереньках возле дорожки. Смотрел... И увидел - на заборе Лёня Толкалин и ещё какие-то личности с киноаппаратами снимали этот великолепный Генин прыжок.
- Не мешайте! - завопил Гусь. - Вот проныры.
Гена приземлился - он был в воздухе, как в воде дельфин. Не техника ювелирная работа!
- Чего вам опять? - спросил он Лёню.
- Делаем кинограмму твоих прыжков... - невозмутимо ответил Толкалин. На сегодня довольно. - И команда кинооператоров исчезла за забором.
- Ну, народец! - сказал Гена. - Знаешь, старик, из тысяча восемьсот девяносто шестого года ты, пожалуй, вырос, подумай теперь о тысяча девятьсот четвёртом... об олимпийском рекорде Дворака в Сент-Луисе.
- А сколько это? - перетрусил сразу же Гусь.
- Три пятьдесят пять...
- С трёх тридцати сразу три пятьдесят пять? - ужаснулся Юрка.
- Не сразу, а постепенно... - сказал Гена. - У тебя, старик, действительно перспективные ноги... Ну, начинай... Разомнись ещё немножко...
Они расстались с Гусем за стадионом. У магазина "Хозяйственные товары" Гена столкнулся с Леной.
- Привет! - сказал Ларионов.
- Здравствуй... - ответила Лена, замедляя шаг. - Чего это ты такой сегодня скучный?
- Ни капельки... - скучно улыбнулся Ларионов.
- А-а-а... - протянула Лена.
Они с полквартала прошли молча. Генин шест постукивал как-то невесело.
- А через неделю отборочные соревнования... - сказала Лена.
- Отборочные? Уже? - встрепенулся Гена.
- Тебе-то чего волноваться? Кворум тебя от наших отборочных освободил. Вне конкурса...
- Вот ещё! - возмутился Гена. - Я как все... Как все!
- Хорошо... - Лена пожала плечами. - Сам знаешь - твоё слово для нас закон... Мы знаем уже, что победа будет за нами... Ты же Ларионов!
- Ну, вот - заладили...
Гена засыпал, расслабляясь по системе Селянина, не зная, что Юрка Гусь подглядывает через реденькую штору.
1 2 3 4 5