Начинал спокойно, н
о быстро раздражался, таращил глаза, его выводила из себя «тупость этих с
котов», и тогда избивал палкой и правого и виноватого. Он был хилый, тщедуш
ный, но его боялись, не хотели с ним связываться, а он всех презирал, кричал,
что не может жить с «этими идиотами», и даже объявил однажды, что скоро при
едет мулла из Тифлиса и окрестит его, Хаима Ягудина, в магометанскую веру.
Сами понимаете, в то время в маленьком городке это был вызов всем.
Жена его, старшая сестра дедушки Ивановского, умерла, оставив ему пятеры
х детей, на их средства Хаим Ягудин и жил. Между нами говоря, был большой ло
дырь, работать не хотел, считал себя человеком образованным. А у таких лод
ырей, как правило, и жена работящая и дети работящие. Таков закон природы.
Жена торговала фруктами, кормила этим семью, вертелась, как могла. И дети с
тали рано работать, чуть ли не с одиннадцати лет, тащили один другого и, ко
гда мать умерла, содержали отца. Дети были хорошие работники, простые, скр
омные люди, и только одна дочь, Сарра, не захотела жить честным трудом. Сар
ра была красавица, точь-в-точь как Вера Холодная, у нас ее так и звали Ч Ве
ра Холодная. Она, понимаете ли, стала заниматься, чем бы вы думали? Бриллиа
нтами. Люди даже говорили, что у нее был бриллиант царя Николая. Ну а когда
женщина занимается таким делом, то хоть она и красавица, хоть она и Вера Хо
лодная, но кончает известно чем Ч тюрьмой.
Но вернемся к самому Хаиму Ягудину. Он был, надо сказать, большой жуир, зна
ток галантного обхождения, любил выпить, посидеть в интеллигентном обще
стве и побеседовать на интеллигентные темы и потому целые дни проводил в
парикмахерской, в компании таких же бездельников и краснобаев. Наш пари
кмахер Бернард Семенович тоже был знаток галантного обхождения, любил, ч
тобы в парикмахерской собиралось «общество», и, пока он щелкает ножницам
и или мылит бороды, чтобы разговаривали на разные текущие темы. Не всегда
эти разговоры кончались мирно. Однажды Хаим Ягудин поспорил с неким пров
изором, изображавшим из себя либерала. Не знаю, о чем они спорили, но Хаим в
друг встает и заявляет, что он присягал на верность царю и отечеству, нико
му не позволит их поносить и потому, если провизор в течение десяти дней н
е уберется из России, за которую он, Хаим Ягудин, проливал кровь и потерял
ногу, то он его убьет и отвечать за это не будет.
Провизор только усмехнулся. Но на следующий день Хаим не явился в парикм
ахерскую Ч провизора это встревожило. Не пришел Хаим ни на третий, ни на ч
етвертый день Ч это встревожило всех. Короче: Хаим дал клятву, что выйдет
из дому только на одиннадцатый день, чтобы убедиться, что негодяй провиз
ор убрался из России, а если не уберется, то он, Хаим, убьет его.
Провизор побежал к приставу. Пристав сказал, что пока он, провизор, жив, то
есть пока Хаим не убил его, нет никаких оснований того преследовать… Вот
если он его действительно убьет, тогда придется Хаима арестовать. Хороше
е утешение для провизора!.. На одиннадцатый день у дома Хаима собрались лю
ди, желающие посмотреть, как Хаим будет убивать провизора. Им не пришлось
этого увидеть. Ночью провизор уехал в Одессу, а оттуда в Америку.
Все это я, конечно, рассказываю с чужих слов, может быть, в действительност
и это было не совсем так, а как-нибудь по-другому. Но этот случай достаточн
о характеризует Хаима Ягудина.
Ничего этого, конечно, дедушка Ивановский не знал. Но семья Кузнецовых от
лично знала, что за тип Хаим Ягудин, хорошо понимала, что означает его заяв
ление о смертельном оскорблении: от Хаима Ягудина можно ожидать любой ху
лиганской выходки, и потому лучше ему уступить. И они деликатно намекнул
и профессору Ивановскому, что его зять Хаим Ягудин Ч заслуженный унтер-
офицер, инвалид, ходить ему трудно, и хорошо бы профессору его навестить, т
ем более муж его покойной сестры и до дома Хаима всего пятьсот шагов.
Пришлось нашим швейцарцам идти к Хаиму Ягудину. Я, естественно, при этой в
стрече не был. Но потом я бывал в доме Ягудина и ясно вижу всю сцену…
Представьте старый, запущенный дом вдовца, к тому же лодыря, который за св
ою жизнь повышибал много чужих зубов, но не вбил в стену ни одного гвоздя,
представьте покосившееся крыльцо, сломанные перила, танцующие половиц
ы, дырявую крышу, побитую штукатурку, темные сени, заваленные рухлядью. Пр
едставьте «зал»: грубый стол без клеенки и без скатерти, громадный рассо
хшийся буфет с разбитыми стеклами, треногие стулья с дырявыми сиденьями
… И посреди этого, великолепия стоит Хаим Ягудин, маленький, рыжеусый, с се
дым унтер-офицерским бобриком, и улыбается хотя и галантной, но высокоме
рной улыбкой: мол, мы не из Базеля, не доктора медицины, но тоже кое-что знач
им.
Между прочим, у них могла бы состояться беседа. Хаим был для своего времен
и Ч и для нашего городка Ч человеком довольно образованным, хотя и само
учка. Он даже знал немного по-английски. То есть в каком смысле знал? Мог на
писать на конверте адрес по-английски. У кого были родственники в Америк
е или в Австралии и надо было отправить письмо, те шли к Хаиму Ягудину.
Словом, с ним было о чем поговорить, и он любил поговорить. Но все началось
с инцидента и на инциденте закончилось.
День был жаркий, дедушка и отец были одеты, как положено для визита: костюм
-тройка, галстук, крахмальный воротничок. Они изнывали от жары, пот лил, ос
обенно со старика, градом. И наш бравый унтер-офицер принимает решение: ос
вежить гостей одеколоном. Ставит посреди комнаты дырявый стул, сажает пр
офессора и обдает его физиономию тройным одеколоном из пульверизатора,
один конец пульверизатора во флаконе, другой конец у Хаима во рту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17