Сейчас я тебе покажу некоторых представителей современного капитала. Только не слишком на них пялься и не тыкай пальцем.
– Постараюсь, – рассмеялся Миша.
– Справа, за вторым столиком, к нам лицом, видишь: коротенький пузанок с пышной шевелюрой?
– Вижу.
– Этот пузанок стоит сорок тысяч.
– Как в Америке, – усмехнулся Миша. – Мистер Смит стоит сорок миллионов долларов.
– Вот именно. Пузанок зарабатывает сорок тысяч в год, а он всего лишь представитель Харьковского государственного кондитерского треста. Заметь, государственного! Разве у нас так много кондитерских изделий? Их не покупают? Нет, их покупают, расхватывают и без этого прыщика. Но этот прыщик получает десять процентов за реализацию – это как раз сорок тысяч – и делится с начальством.
– Смотри, – сказал Миша, – рядом с ним Красавцев.
– Кто это Красавцев?
– Начальник сбыта фабрики, где мы проходим производственную практику.
– Возможно, но тоже, безусловно, взяточник.
Мишу огорчил желчный тон Славки.
– Разве мы с этим не боремся?
– Допустим, – не стал спорить Славка. – Теперь следующий столик, видишь, черноусый джигит? Стоит тридцать тысяч, представитель Азиарыбы, рекламирует селедку, а чего ее рекламировать? Знаешь такой город Ачинск?
– В Сибири?
– Точно. Не на всякой карте найдешь. Есть там малюсенький магазинчик, торгует лаптями, дегтем, веревками, гвоздями, косами, серпами. Где же эта лавчонка себя рекламирует? Не угадаешь. В парижских газетах. И за рекламу плачено золотом. Вот так!
– Представляю себе ликование парижан, – засмеялся Миша. – Анекдот, наверно?
– Анекдот? Почитай «Крокодил». Смотри дальше: Иван Поддубный, так он не Иван Поддубный, а фирма «Дешевое платье». Рядом два джентльмена в галифе «Изящное платье»… А там дальше, в косоворотках и пиджаках, это так называемые кооперативы, артели, конечно, липовые, но вывески… Вывески самые идейные… «Свой труд» семгу изволит кушать, «Коллективный труд» пьет шампанское. Труд, труд, труд… Удобное слово!..
– Слушай, – перебил его Миша, вглядываясь в глубь зала, – там, в углу, не Юра с Людой Зиминой?
– Они.
– Я знаю человека, с которым они сидят, – Валентин Валентинович Навроцкий.
– Я его тоже знаю, с некоторых пор он живет в нашем доме.
– И они часто здесь бывают?
– Люду я здесь вижу впервые, Юра бывает, Навроцкий наш постоянный гость.
– И сколько он стоит?
– Не знаю, фигура загадочная.
– Это всего лишь агент-заготовитель деткомиссии.
– Это ничего не значит, у всех здесь скромные титулы: агент, уполномоченный, владелец магазина или ларька, кассиры – как правило, растратчики – гуляют перед посадкой. Тут много чего насмотришься. Изнанка общества.
– Не изнанка, а отбросы.
– Можно сказать и так, – опять не стал спорить Славка.
– Пошли! – сказал виолончелист, поднимаясь на эстраду.
– Подождешь? – спросил Славка.
– Подожду, – ответил Миша.
Заиграл оркестр.
Юра и Люда поднялись и смешались с толпой танцующих.
Навроцкий вынул из кармана пиджака конверт, положил на стол, прикрыл карточкой меню, щелкнул затвором портсигара, размял папиросу, закурил, бросил спичку в пепельницу, откинулся на спинку кресла, глубоко затянулся и даже не повернул головы, когда к столику подсел Красавцев.
Навроцкий придвинул ему портсигар, приподнял карточку меню. Красавцев достал папиросу, вынул из-под меню конверт, опустил в карман.
– Здесь вся сумма?
– Можете не пересчитывать. Когда я получу следующую партию?
На помятом, красном от водки лице Красавцева появилось обычное для взяточника выражение неприступности.
– Через неделю, не раньше, и без скидки на брак и третий сорт.
– Почему?
– Зимин собирается лично проверить брак и сорт, беспокоится, что его слишком много.
– С ним нельзя поладить?
– Из старых спецов, трусит. Хотел задержать вашу партию, но я успел ее отправить.
– Я успел ее отправить, – хладнокровно возразил Навроцкий.
Красавцев покосился на него.
– Если бы я не предупредил Панфилова…
Навроцкий перебил его:
– Если бы я не успел за полчаса погрузиться, вы бы попались на фиктивном браке и пошли под суд.
Красавцев опять покосился на него – пижона следует осадить.
– Зимин требует документы по вашей отправке.
– Пожалуйста, документы в порядке, – ответил Валентин Валентинович.
– Если в них особенно не ковыряться.
– Документы в полном порядке, – повторил Валентин Валентинович. – Можете спокойно их передать. Пусть изучает. Даже у себя дома. Вот именно, пусть возьмет домой и тщательно ознакомится.
Оркестр смолк.
– Значит, договорились? – Навроцкий давал понять, что Красавцев может удалиться.
Вставая, Красавцев ухмыльнулся:
– Вы здесь с дочкой Зимина, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь. Можете спокойно передать документы Зимину в личное пользование.
Вернулись Юра и Люда. Люда села, оправила платье, осмотрелась.
– Ну как? – спросил Валентин Валентинович.
– Прекрасно!
Люда впервые в ресторане. Когда она шла сюда, волновалась, смущалась, ей казалось, что она прикоснется к опасной, запретной, но заманчивой стороне жизни. Папа и мама будут огорчены, узнав, что она была здесь, но она хотела посмотреть, хотела знать, что это такое, узнала, посмотрела и, может быть, больше не придет сюда. Ничего особенного – пьют, едят, танцуют. Пьют и едят очень вкусно, вкуснее, чем дома, и совсем иначе. Она так честно и скажет: хотела посмотреть – посмотрела; папе и маме всегда важно понять мотивы, она им объяснит мотивы: было интересно посмотреть. Правда, ей приятно, что и на нее смотрят. Дома существовала эта тема – Люда-кокетка, ее за это высмеивали, папа часто говорил:
1 2 3 4 5 6 7 8