Об этом говорит складка на бархатном костюме чуть выше запястья, там, где рука упирается о стол. Стало быть, вы знакомы с лордом Хоувом?
— Нет, я никогда даже не видела его, хотя мне приходится много печатать на машинке в его лондонском доме на Парк-лэйн. Такая незначительная служащая, как я…
— Н-да, это еще печальнее! Однако надо сделать все, что мы можем. Уотсон, у вас есть какие-нибудь возражения против того, чтобы выйти на улицу в такую бурную ночь?
— Никаких, — сказал я, весьма удивленный. — Но зачем?
— Все из-за этой проклятой кушетки, мой друг! И раз уж я прикован к ней, как к больничной койке, вам придется стать моими глазами. Мистер Бэкстер, мне совестно тревожить ваш ревматизм, но, может быть, вы проводите доктора Уотсона в зал ужасов? Он там пробудет недолго. Благодарю вас, отлично.
— Что я там буду делать? — спросил я.
— Возьмите в верхнем ящике моего письменного стола конверты.
— А потом?
— Подсчитайте, пожалуйста, число карт в руках каждой из восковых фигур. Затем, точно в том же порядке, в котором они располагаются слева направо, вложите каждую подборку в отдельные конверты и надпишите их. То же самое проделайте с картами на столе и принесите их сюда как можно быстрее.
— Сэр… — начал взволнованно старик.
— Нет, нет, мистер Бэкстер, я предпочел бы ничего не говорить сейчас. У меня только рабочая гипотеза, но, мне кажется, с ней связана одна почти непреодолимая трудность. — Холмс нахмурился. — Нам очень важно выяснить, что за игра — во всех смыслах этого слова — идет в музее восковых фигур.
Вместе с Самюэлем Бэкстером и его внучкой я двинулся в путь сквозь дождь и темноту. Через десять минут, несмотря на протесты мисс Бэкстер, мы втроем уже стояли в зале ужасов перед сценой, изображавшей игру в карты.
Роберт Парснип, довольно симпатичный юноша, явно плененный чарами Элеоноры Бэкстер, зажег газ. В запыленных шарах светильников заплясали голубоватые языки пламени, бросая скудный свет на зловещие восковые фигуры. В их неподвижности было что-то от спокойствия пауков, подстерегающих добычу. Они, казалось, ждали, когда пришелец отвернется, чтобы протянуть к нему руки.
Музей мадам Топин слишком хорошо известен, описывать его нет нужды. Должен сознаться, что «История одного преступления» произвела на меня тягостное впечатление. Фигуры в париках с короткими шпагами восемнадцатого столетия были совсем как живые. Если бы я действительно грешил пристрастием к азартным играм, в котором обвинил меня Холмс, это зрелище вполне могло бы потревожить мою совесть.
Впечатление усилилось, когда мы, пригнувшись, пробрались под железную загородку и подошли к двум игрокам.
— Нелли, не смей трогать карты! — прикрикнул м-р Бекстер. В своих владениях он был гораздо более резок и вспыльчив. — Взгляните-ка туда, сэр! — обратился он ко мне. — В руках старика — одна, две.., девять карт. А молодой джентльмен держит шестнадцать.
— Прислушайтесь! — шепнула девушка. — Кажется, наверху кто-то ходит?
— Да брось ты, Нелли, это Боб Парснип. Больше некому.
— Как вы и говорили, карты лежат в беспорядке на столе, — заметил я.
— Ноне все. Часть колоды — та, что перед вашим «молодым джентльменом», — вообще не тронута. Около его локтя лежит двенадцать карт.
— Около старого злодея девятнадцать. Чудная игра, сэр!
Я согласился с ним. Испытывая непонятное омерзение от прикосновения к восковым пальцам, я взял карты, вложил их в конверты, потом собрал карты со стола, пометил конверты и, не мешкая, двинулся к выходу из зловещего подвала. Несмотря на испуганные протесты сторожа, я отправил его вместе с внучкой домой на случайно подвернувшемся кэбе, кучер которого только что уложил какого-то безнадежно пьяного пассажира у дверей его дома.
Я с облегчением вернулся в уютную теплоту гостиной моего друга и с огорчением увидел, что Холмс встал с кушетки. Он стоял у письменного стола, опираясь на костыль, и внимательно изучал раскрытый атлас.
— Ну, хватит, Уотсон! — прервал он мои протесты. — Вы принесли конверты? Хорошо.
Дайте их мне.
Благодарю вас. В руке старшего из игроков, который сидит, повернувшись спиной, было девять карт. Так?
— Холмс, это поразительно! Откуда вы это узнали?
— Логика, мой дорогой. Теперь давайте взглянем на них.
— Погодите минутку, — сказал я твердо. — Вы уже говорили мне про костыль, но где вы раздобыли его так быстро? К тому же костыль какой-то необычный. Он, наверное, сделай из какого-то легкого металла…
— Так это же мой костыль. — Ваш?
— Да. Он сделан из алюминия. Это память об одной давнишней истории. Я как-то говорил вам о нем, но вы забыли. А теперь давайте забудем о костыле и займемся картами. Прекрасно, прекрасно!
Разложи я передним все сокровища Голконды, Холмс не пришел бы в больший восторг. Он даже развеселился, когда я рассказал ему обо всем, что видел и слышал.
— Что, вы все «еще не понимаете? Тогда возьмите эти девять карт, Уотсон. Кладите их На стол по порядку и называйте каждую.
— Валет бубен, — начал я, раскладывая карты рядом с лампой, — семерка червей, туз треф. Боже праведный, Холмс!
— Значит, вы что-то заметили?
— Да. Тут два туза треф, один за другим!
— Я же говорил, что это прекрасно. Но вы положили только четыре карты. Продолжайте.
— Двойка пик, — сказал я, — десятка червей. Смотрите, Холмс! Третий туз треф и еще два бубновых валета!
— Какой же вывод следует из этого?
— Холмс, пожалуй, я понял. Музей мадам Топин славится искусством изображения подлинной жизни. Восковой старик — отпетый игрок, обманывающий молодого человека. В этой сцене тонко показано, что он выигрывает, передергивая карты.
1 2 3 4 5 6 7