Закопает в лесополосе или сожжет в бочке с соляркой. Отгонит со стоянки машину, бросит ее где-нибудь на лесной дороге и, сунув в бензобак тряпку, подпалит. А потом неторопливо уйдет и забудет обо всем.
– Я только хотела, – начала Панова. Как глупо, она даже не придумала ни одного убедительного слова в свое оправдание. – Я ждала своего инструктора. И задремала на диване. Услышала ваши голоса и…
– Что ты услышала? Конкретнее?
– Ничего такого. Я не прислушивалась. Кто-то разговаривает и все.
– Вы оказались настолько деликатны, что решили выйти в окно, – продолжил Суханов. – Чтобы не мешать чужому разговору.
Панова силилась придумать какую-то спасительную фразу, короткий монолог, который убедит этих людей в том, что она не слышала ни слова из их разговора, а если и слышала, то с перепугу все забыла. Но спасительных слов не нашлось. Суханов, сунув пистолет под ремень, сделал несколько шагов вперед, сорвал с плеча сумочку, расстегнув клапан, внимательно осмотрел ее содержимое и положил сумку на подоконник. Отступив на прежнее место, посмотрел в глаза Зубову. Панова поняла, что в эту самую секунду решается ее судьба, точнее, ее судьба уже решена, за несколько коротких секунд, с того самого мгновения, когда свет в комнате загорелся, Зубов уже принял какое-то решение. Суханов вытащил пистолет из-под ремня, оглянулся на Лену и снова заглянул в глазу Зубову.
– Нет, – сказал Зубов, отвечая на так и не прозвучавший вопрос. – Нет. Мы возьмем ее собой.
– Но, командир…
– Мы возьмем ее на борт, – твердо повторил Зубов.
– Это же похищение, – проблеяла Панова. – Вы ответите…
– Заткнись, сука, – Суханов посмотрел на нее с такой лютой злобой, что от страха кожа на спине пошла пупырышками, на лбу выступили капли холодного пота. – Будешь открывать пасть, когда тебя спросят. Но не чаще.
– Я пошел к самолету, – сказал Зубов. – Вылет через двадцать минут. Подходите, когда я запущу двигатель.
Он вышел из комнаты. Панова видела через окно фигуру инструктора. Повесив на плечи две огромные сумки, ссутулившись под их тяжестью, он уходил в темноту летного поля. Следующие двадцать минут она провела в компании своего похитителя, неподвижно просидела на стуле в дежурке, положив ладони на коленки. Это были долгие томительные минуты. Дважды она пыталась о чем-то просить своего похитителя, лепетала что-то бессмысленное и унизительное для себя, но тот не произнес ни слова в ответ. Взглянув на часы, сказал:
– Сейчас мы выйдем на поле. Я не стану связывать тебе руки или затыкать твою пасть своими грязными носками. Ничего такого. Но ты должна знать: я стреляю без промаха. В темноте, на звук. Даже с закрытыми глазами я тебя прикончу, если ломанешься в сторону. Это не пустая угроза, так оно и будет. Теперь пошли.
Помертвев душой, на дрожащих от страха ногах, Панова вышла на воздух, остановилась, дожидаясь, когда Суханов погасит свет и справится с замком. Возможно, в другое время при других обстоятельствах она и попыталась бежать в спасительную темноту летного поля, но сейчас, когда страх парализовал все ее существо, мысль о побеге казалась несуразной и дикой. Суханов подтолкнул ее ладонью в спину, придавая движению правильное направление.
Минут через десять они оказались в районе складов в так называемом «кармане», на стоянке, примыкавшей к одной из взлетно-посадочных полос, где, готовый к старту, прогревал двигатель легкий низко фюзеляжный самолет с включенными импульсными маяками и бортовыми огнями на крыльях, на хвосте светился оранжевый маячок. Пановой пришлось вскарабкаться на крыло, сделав несколько неуверенных шагов по его плоскости, протиснуться в кабину на заднее сидение, рассчитанное на двух пассажиров. Суханов устроился впереди, рядом с пилотом, закрыл дверцу, бросил себе под ноги небольшую спортивную сумку. Сидевший за штурвалом Зубов обернулся назад, насмешливо глянул на пассажирку и, потушив свет в кабине, приказал всем пристегнуться ремнями к креслам. Он нажал кнопку громкой связи переговорного устройства ультракоротковолновой радиостанции.
– Самолет Тобаго борт ТМ – 57 находится на стоянке номер шесть в районе грузового склада, – сказал он. – Готов к учебно-тренировочному полету. Разрешите запуск?
– Запуск разрешается, – голос диспетчера казался глухим, будто он только что встал с постели, но еще не успел проснуться.
– Диспетчер руления, борт Тобаго. Разрешите вырулить на старт?
– Со стоянки номер шесть, зона грузового склада, рулите на первую дорожку.
Самолет медленно тронулся с места, выруливая на первую дорожку, подсвеченную огнями, и остановился.
– Перейдите на частоту старта, – сказал диспетчер и зевнул.
– Понял, – ответил Зубов, переключив радиостанцию на другую частоту. – Разрешите занять исполнительный старт?
– Исполнительный старт занять разрешаю.
– Разрешите взлет с ходу?
– Взлет с ходу разрешаю, – ответил диспетчер.
Зубов нацепил наушники с микрофоном, двигатель заработал на высоких оборотах, самолет тронулся с места, резво побежал, ускоряя ход, по взлетной полосе. Легко оторвался от бетона, нос самолета задрался кверху. Панова смотрела вниз, огоньки аэродрома становились все меньше, они быстро превратились в крошечных светлячков, разбросанных в темном пространстве ночи. На шпиле диспетчерского пункта мерцал голубоватым светом сигнальный маяк. Через минуту Зубов заложил вираж, крыло самолета закрыло панораму взлетного поля. И Панова, не имевшая представления о ночных полетах, снова испытала приступ страха и одиночества.
– Я Тобаго, – сказал Зубов. – Взлет произвел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18