Почему-то это казалос
ь страшно важным, и она чуть успокоилась, поняв, что это зажигалка.
Зажигалка. Ничего особенного.
Откуда она там взялась?..
Городское кладбище даже в “привилегированной” его части было унылым и н
еуютным - все снег да снег, все кусты да кусты, все гранит да гранит, да еще ч
ерный мрамор, и не разберешь, кто там под ним - местные ли “братки”, устроив
шиеся здесь с наибольшим почетом, начальники высокого ранга, священники
и академики из “ссыльных”.
От темных очков снег казался желтым, а низкое небо - фиолетовым.
Ухали трубы, мешали думать. Солдатики переминались с ноги на ногу, мерзли
в худых шинельках. Московская траурная делегация, постно потупившая гос
ударственные головы, стояла вроде бы среди толпы, а вроде бы и обособленн
о. “Местные” все стремились туда, к ним поближе, и даже те, что стояли непод
вижно, - стремились, подсовывались, метали взгляды.
Инна от них отвернулась.
Может, она и была слишком “чувствительной”, как это называл верный Осип С
авельевич, но все же считала, что похороны - не место для карьерных затей. Н
у пусть хоть в присутствии мертвых, ну хоть на время живые позабудут про “
хлеб насущный”, про “доходное место”, про “начальничье око”! Все равно - до
ходное у тебя место или нет - кончится все кладбищенской тоской, снегом, вы
вороченной землей, присыпанной твердыми белыми шариками, которые катят
ся и катятся, сыплются в расхристанную яму, отчего-то казавшуюся Инне неп
ристойной.
- Загрустила совсем, Инна Васильевна? Или замерзла?
Это Симоненко, отвечавший в области за сельское хозяйство. “Кадровый раб
отник” - так было написано в его служебной характеристике. Инна не испыты
вала к “кадровым работникам” никакого почтения. Или работник, или нет, а т
ам уж - кадровый, не кадровый - значения не имеет.
- Замерзла, Василий Иванович.
- Шубейка у тебя...
- Что?..
- Больно фасонистая. В Европах, что ль, прикупила?
Дает понять, что передачу “Единственный герой”, в исполнении Гарика Брюс
тера и ее собственном, видел и не одобряет, поняла Инна. И черт с ним. Ее мног
ие не одобряли, но так уж она устроена, что по большей части ей было на это н
аплевать. Людей, чьим мнением она по-настоящему дорожила, было немного, ос
тальных она не боялась и умело использовала в своих целях - не торопясь, не
сбиваясь с нужного тона, не “переходя на личности”, корректно, со сверкаю
щей ледяной улыбкой.
Никто не знал, как это трудно. Она одна.
Ветер взметнул полу шубы. Инна придержала ее рукой и улыбнулась затверде
вшими от холода и “траурности” губами.
- Ну что, Василий Иванович? Король умер, да здравствует король?
- Это... в каком смысле?
То ли “кадровый работник” действительно был несколько тугодум, то ли так
специально притворялся, “из интересу”.
- Выборы назначили?
- Ты же знаешь, - буркнул он и боком повернулся к ледяному ветру, вновь примч
авшемуся с Енисея, - Власов сроки предложил, теперь Хруст должен рассмотр
еть и утвердить.
Власов возглавлял краевой избирательный комитет, Хруст - местное законо
дательное собрание.
- Пока обязанности Якушев исполняет.
- А Мазалев?
- Он в крае всего полтора года, а Якушев, считай, пять лет! Ты устав не читала,
что ли?
- Я не только читала, Василий Иванович, я его и писала!
- А чего тогда спрашиваешь? В уставе ясно сказано, кто в крае дольше работа
ет, тот и!..
- Тише, тише, Василий Иванович! Ты не распаляйся до времени.
“Кадровый работник” пару раз сопнул носом - недовольно. Все время она его
переигрывала, эта баба в европейской шубенке. Он и понять не мог, как это п
олучалось, но как-то так получалось, что он - раз, и чувствовал, что она его о
пять переиграла, хотя вроде ничего такого и не сказала.
- Начнется теперь смута, - пробормотал он себе под нос, отвечая собственным
мыслям “о бабе”. - Выборы, то-се... Понаедут всякие, без роду без племени, начн
ут народ баламутить...
- Король умер, - произнесла Инна негромко, - да здравствует король.
- Да что ты заладила все про короля-то этого!
- Я не про короля, Василий Иванович. Я про выборы.
- А выборы при чем?
Она не ответила, потому что гроб опустили, могилу засыпали и солдатики бы
стро и как-то скомканно стали стрелять из ружей - “отдавать последнюю дан
ь”. От грохота в небо взметнулась стая галок и теперь, тоскливо крича, высо
ко кружила над кладбищем.
- Как они теперь будут? - сама у себя спросила Инна.
- Кто?..
- Любовь Ивановна и Катя с Митей.
Симоненко помолчал немного.
- Да чего?.. Так же и будут. Митька как пил, так и будет пить, а Катька в Питер ук
атит.
- Укатит... - повторила Инна. Дочь покойного Мухина держала мать под руку, выр
ажения лица за стеклами темных очков разобрать было нельзя. Ее брат, желт
ый, дрожащий, как будто плохо вымытый, прятал в карманах большие красные р
уки, ежился и время от времени расправлял плечи и судорожно выпрямлялся.

Отец-губернатор только и делал, что прикрывал и защищал их - давал работу,
деньги, “подключал” связи, употреблял влияние, а сыну еще нанимал врачей,
шарлатанов, колдунов, все для того, чтобы тот “завязал”, “зашился”, “покон
чил с зельем”, а тот все никак не мог ни завязать, ни покончить.
Теперь мимо осиротевшей губернаторской семьи по очереди проходили все
пришедшие “почтить” - сначала московские, потом местные, - шептали, пожима
ли руки, делали утешающие и скорбные лица, некоторые для правдоподобия у
тирали сухие глаза, а вдова так и не подняла лица.
- Ну, и нам пора, - пробормотал рядом Симоненко, - ах ты, господи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15