- Немножко в конце... смазано,
но это не страшно! Наш Гарик просто чуть-чуть растерялся. Еще раз спасибо,
что пришли.
Гарик не “чуть-чуть растерялся”, а чуть в обморок не упал, поправила ее про
себя Инна. Впрочем, как известно, “чуть-чуть” не считается.
- Мы пришлем вам кассету с записью эфира. Вам нужна запись?
- Хотелось бы.
Она должна посмотреть, где и какие сделала ошибки, да и вообще - как сидела,
как смотрела, как отвечала, как выглядела, как была причесана. Она всегда а
нализировала свои эфиры тщательно, придирчиво и отвлеченно, как будто та
м, в телевизоре, была вовсе не она, а какой-то другой человек, и этот холодны
й и пристрастный взгляд всегда позволял ей найти собственные оплошност
и, учесть и в следующий раз избежать их.
Она изо всех сил старалась не походить на заполошных “государственных”
теток, дающих интервью “из нашей студии “Россия”, в прическах с начесом, п
утающихся в словах и не умеющих улыбаться. Она старалась - и ей это удавало
сь.
Уверенно держась на высоченных тоненьких каблучках, она подошла к краю п
одиума, на котором помещалась декорация, и, не глядя, протянула руку.
Тотчас же протянулась мужская рука, которая вежливо помогла ей сойти на
студийный пол.
- Спасибо, - сдержанно поблагодарила она.
- Царица Савская, - на ухо свистнул один оператор другому, - королева Марго. Г
оворят, зараза и стерва - не приведи господи!
- Зато ноги - блеск, - отреагировал коллега, известный ходок по дамской част
и. - Такие бы ноги, да какой-нибудь кысочке, а они аллигатору достались!..
Они проводили ее взглядами - прямая спина, короткие белые волосы, сужавши
еся на длинной шее, маленькое ухо с бриллиантовой гроздью, тонкий запах с
ложных духов.
Э-эх!..
Шубы, бриллианты и мужчины, да еще каждый день!... Вот это баба!..
Выйдя из студии, она первым делом включила телефон. Знала, что за час, кото
рый была вне зоны приема, ее наверняка разыскивали десять раз, а может, два
дцать, а может, сорок, но проверить автоответчик не успела - телефон зазвон
ил.
- Инна, я вас провожу, - из-за спины начала было продюсерша, но та ответила бы
строй улыбкой и повернулась спиной, что означало - подожди, не мешай.
Звонил муж, два месяца назад превратившийся в бывшего. То есть развели их
вчера, а два месяца назад он решительно объявил ей, что “все кончено”.
До этого он тоже говорил “кончено”, но не уходил, а два месяца назад ушел.
- Привет, - сказал он озабоченно, - ты где? В Москве?
- В Москве.
- Ах да! - спохватился он. - Только что по телевизору видел!
- Ну и как тебе программа?
- Я не стал смотреть, - с готовностью признался он, и она моментально поняла,
что телевизор был упомянут специально ради того, чтобы сказать ей, что он
“не стал смотреть” - переключил на футбол.
- Ну и как тебе футбол?
- А? - переспросил бывший муж, немного растерявшись. - А, ничего. Все в порядке.
Слушай, Иннуль, а где мой костюм? Ну, знаешь, с жилеткой? Что-то я его не могу н
айти, а Анька, зараза, смылась.
“Зараза Анька” - домработница - смылась неспроста.
“Я его если увижу, Инна Васильевна, - чуть не плача сказала она, перед тем ка
к Инна уехала в “Останкино”, - я ему в рожу вцеплюсь! Вам же хуже будет. Отпус
тите меня, а?!”
Инна ее отпустила, и бывший муж собирал теперь свою часть “совместно наж
итого имущества” в полном одиночестве.
Нелегко ему, бедняге, подумала Инна.
Всю жизнь за ним ухаживали - сначала мать с бабкой, потом первая жена, пото
м она, Инна, а теперь вот “новая счастливая семейная жизнь” подключилась.
Но так как “новая счастливая” не могла ухаживать за ним в Инниной кварти
ре, пришлось ему самому трудиться, и, как видно, от непосильного труда он у
же изнемог. Собирать вещи, когда ни разу за всю жизнь не поинтересовался, г
де они лежат, - вот, черт побери, задача!..
Зато Инна все хорошо знала - про костюмы, май-юг, шорты, двухтомничек Манде
льштама, бритвенный прибор, коробку с компакт-дисками - джаз, разумеется! -
про два десятка шелковых галстуков и пяток сложных концептуальных филь
мов Вуди Аллена и Питера Гринуэя.
Больше от мужа ничего не осталось.
“Давайте я все соберу и у двери поставлю, - с ненавистью предложила Аня. - Он
тут нам все перебуровит, если сам собираться станет!”
Но Инна не желала облегчать его и без того веселую жизнь.
“Перебуровит - разберем”, - мрачно ответила она домработнице и уехала на с
ъемки.
- Иннуль, где костюм?
- В гардеробе с правой стороны. За твоей зимней курткой, - автоматически от
ветила она. Продюсерша за спиной разговаривала с кем-то из группы, голос б
ыл недовольный.
- Куртку я уже упаковал, - радостно сообщил муж, - а костюм что-то... Подожди, я с
ейчас посмотрю.
И она стала ждать. Он сказал: “Подожди, я посмотрю”, - и она послушалась. Как
всегда. Не положила трубку, не отключила телефон, не послала его к чертово
й матери.
Ему нравилось, что она так от него зависит. Так слушается. Так переживает.

В последнее время ему еще очень нравилось собственное положение - умница
, красавица, начальница, интеллектуалка Инна умоляла его не уходить, “под
умать”, “попробовать еще раз”, обещала, что “все теперь будет по-другому”,
плакала, не спала, курила, даже подурнела, вот как убивалась!..
А он вовсю и от души играл - разочарованного мужа, задавленного непониман
ием и неприятием “родной жены”, которой давно опостылел холодный семейн
ый очаг, которая “пустилась во все тяжкие”, “растоптала”, унизила, оскорб
ила, собственноручно убила “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15