Эйдриен пожала плечами:
— По-прежнему не в себе. Ходит к психиатру дважды в неделю. Хотя, на мой взгляд, от него только хуже. Ну ладно, мне пора. Никки хотела поговорить о чем-то важном.
— М-м… Понимаю.
Эйдриен кисло улыбнулась:
— Вот и я о том же.
Обычно она возвращалась домой либо на своих двоих, либо на общественном транспорте. Ничего удивительного, учитывая, что Эйдриен задолжала различным образовательным учреждениям целых семьдесят тысяч. Но в тот вечер она едва держалась на ногах от усталости и потому решила поймать такси. Неопытность в этом деле не замедлила сказаться: девушка голосовала минут пять, прежде чем робкий взмах ее руки был наконец принят за вызов.
Водитель такси, в котором ехала Эйдриен, отличался довольно агрессивной манерой вождения. Они мчались так быстро, что девушка временами зажмуривалась, а открыв глаза, обнаруживала, что машина пролетела целый квартал.
Прибыв на место, водитель запросил за проезд семь долларов — в два раза больше, чем планировала заплатить пассажирка. Эйдриен собралась поспорить с сидящим за рулем афроамериканцем, но передумала, поняв, что ничего не добьется. Тарифную систему, определявшая таксу за проезд в округе Колумбия, не смог бы понять никто.
Наконец Эйдриен оказалась в здании, где сестра снимала квартиру, и, как ни странно, ее узнал портье.
— Добрый вечер! Вы ведь сестра Нико, угадал?
— Эйдриен, — представилась та с улыбкой. — Позвоните ей? Скажите, что я поднимаюсь.
— Как же, сделаю. — Портье махнул рукой в сторону лифтов, которые, к удивлению посетительницы, с жужжанием отворились, едва она коснулась кнопки вызова. А вот сестрица на звонок в дверь не отреагировала. Гостья снова с силой нажала на кнопку большим пальцем, полагая, что Нико, вероятно, в душе. Отошла от двери, прислушалась — и показалось, что из квартиры доносится приглушенный лай Джека, будто собаку заперли на кухне, — отрывистое «Гав, гав, гав». И опять никакого намека на хозяйку. Эйдриен посмотрела на часы: 20.30.
В каком-то смысле отсутствие Нико скорее радовало, чем огорчало, — уж очень хотелось окунуться в ванну и забраться в постель. Жаль только, зря потратилась на такси. Сестра или забыла об уговоре, или, что более вероятно, просто отбежала за сигаретами и с кем-нибудь заболталась по дороге.
Эйдриен еще раз хорошенько надавила на звонок, чтобы уйти с легкой душой. А направляясь к лифту, она думала о предстоящем утреннем объяснении с сестрой:
«Я приходила, спроси портье!» — «Я всего на минуточку отбежала!» — «Я долго звонила!» — «У меня закончилось масло!» — «Но я не знала, ты даже записки не оставила».
Как бы сильно сестры ни были привязаны друг к другу, им никогда не было комфортно вместе. Эйдриен находилась в постоянном ожидании того, что разговор перейдет в недоброе русло — а это неизбежно случалось на их совместных вечерах. Общение с Никки напоминало езду со спущенным колесом: некоторое время, хоть водитель и нервничает, машина идет вполне сносно, но потом начинает вилять и в конце концов оказывается на обочине. Нельзя сказать, чтобы Эйдриен не сочувствовала сестре. Она бы с радостью утешала Никки, если бы самообман последней принял какую-нибудь другую форму. История о насилии, которому сестра якобы подверглась в детстве, звучала настолько отвратительно и жалко, производила впечатление такого явного бреда, что изображать сочувствие и понимание становилось просто невозможно. А в особенности когда собеседница уверена, что и ты участвовала в немыслимом действе.
«Если бы человек в капюшоне изнасиловал меня в возрасте пяти лет, — рассуждала Эйдриен, — я бы уж точно не забыла». Двери лифта плавно разъехались, несостоявшаяся гостья шагнула внутрь и надавила кнопку первого этажа.
Теперь тему насилия Никки обсуждала лишь со своим психиатром. Дело в том, что подобные разговоры неизменно приводили Эйдриен в крайнее раздражение, что не ускользало от внимания Нико, и она неизменно расстраивалась, считая, что сестренка «подавляет» воспоминания. И хотя для сестры, как утверждала Никки, это очень плохо, для нее самой — ничуть не лучше. Потому что она никак не находила подтверждения тому, что якобы произошло.
«Дай мне шанс», — нередко просила Николь.
Но даже навязчивые идеи, которыми страдала Никки, можно было как-то принять, если бы она больше походила на прежнюю себя.
От той веселой, очаровательной девчушки, ради которой сестренка пошла бы на все, не осталось и следа. Теперешняя Николь — та, что жила в «Уотермилле», чокнулась, и с каждым днем ее состояние только ухудшалось.
«Все из-за Берлина, — думала Эйдриен, — из-за того происшествия».
Одно время — сразу после того, как Николь окончила школу, — между сестрами складывались прекрасные отношения, хотя виделись они нечасто. Без согласия Дека и Марлены Никки села на автобус и отправилась в Нью-Йорк, надеясь стать моделью. Дек предсказывал скорое возвращение беглянки — не позже чем через месяц, — но, к всеобщему удивлению, дела Никки сразу пошли в гору. В девятнадцать лет она подписала контракт с агентством «Марракеш» и снимала пятикомнатную квартиру в Сохо. Девушка посылала младшей сестре открытки из разных экзотических мест вроде Ямайки и каждую неделю звонила. При звуке ее голоса «Привет, Эй!», переходящего в приглушенное хихиканье, в душе все начинало петь.
Тогда Эйдриен казалось, что Никки хорошо устроилась в жизни, и это соответствовало истине. Правда, недолго. Однажды преуспевающая модель возвращалась со съемок на Каймановых островах и во время таможенного досмотра в нью-йоркском аэропорте Кеннеди из ее сумочки выпала пара сигарет с марихуаной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166