— Нико!
— О-о-ох! Господи, Док, ты меня напугал! — воскликнула она и лучезарно улыбнулась, входя в прихожую.
— Прекрасно выглядишь, — заметил Дюран, закрывая дверь. — Здоровый загар. Хотя теперь, наверное, в ходу другая концепция: «Да здравствует бледность!»
Он помедлил, окинул ее взглядом, стараясь при этом не проявлять своей мужской сущности. Задачка не из легких, когда перед тобой стоит прелестная особа на шпильках и в розовой обтягивающей юбочке размером с косынку.
— Как дела, где пропадала?
Нико пожала плечами:
— Да так, на пляже.
— Серьезно? На каком?
Гостья покачала головой:
— Название вылетело из головы.
Доктор проводил ее в кабинет.
— Ого, да у тебя новое приобретение?! — Никки указала на коврик у камина.
Дюран посмотрел на кроваво-красный турецкий кирман с традиционными узорами и кивнул:
— Да. Недавно обзавелся.
— Ни за что не поверю, что ты выбирался в магазин.
Психиатр покачал головой, беспомощно улыбнувшись:
— Я заказал по каталогу.
— Док, тебе надо чаще бывать на воздухе — ты бледен, как призрак.
Собеседник пожал плечами:
— Времени не хватает. К тому же теперь бледность действительно в моде.
Кабинет мало чем отличался от гостиной — разве что встроенными в потолок осветителями да тяжелыми шторами на окнах. В обстановке преобладали нейтральные тона: на кремовых стенах висели акварельные пейзажи в черепаховых рамах, мебель закрывали бежевые чехлы. Здесь же красовались и дипломы Дюрана.
Вместе с огромного размера мебелью и подушками, разложенными на диване, дипломы и свидетельства были призваны завоевывать доверие клиентов: степень бакалавра в Брауне, докторская по клинической психологии в Висконсине, по флангам — сертификаты Американского совета психологического гипноза и Общества когнитивных психотерапевтов[3].
— Располагайся, — сказал Дюран, садясь за письменный стол. — Я просмотрю записи, найду кассету — и начнем.
— А что, обязательно записывать все сеансы? — пожаловалась Нико и, сбросив туфли, плюхнулась на диван.
— Да, — усмехнулся Дюран, вставляя кассету в магнитофон. Нажал кнопку «Запись» и, повернувшись к компьютеру, стал набирать что-то на клавиатуре. — Ты же знаешь, это не моя прихоть — страховая компания требует.
— Док, я все равно не буду с тобой судиться.
— К сожалению, именно так все и утверждают.
Дюран ввел пациентку в легкий транс. Она расслабленно лежала на диване с закрытыми глазами, на лице застыло безмятежное выражение. Низкий, баюкающий голос психиатра направлял ее по воображаемому ландшафту, следуя привычной последовательности образов:
— Ты идешь вдоль прохладного ручья по мягкой влажной тропке. Задержись ненадолго. Слышишь? Вода журчит. Лист плывет по воде, как маленький корабль, и ты провожаешь его взглядом. Вот его прибило к камню, но тут же освободило течением, он закружился в потоке и скрылся за поворотом. Как красиво перекатывается по дну вода, лаская камни…
На миг Нико нахмурилась: Дюран начал уводить ее от ручья. Теперь ее лицо слегка напряглось: исполняя волю психотерапевта, она, скорчившись, пролезла под колючими ветками. На лбу пролегли морщинки, пока Никки продиралась сквозь густые заросли — и вернулась легкая, блаженная улыбка, едва она ступила на мягкую, пружинящую под ногами луговую зелень.
— Твое лицо ласкает легкий ветерок, он ворошит волосы и гладит траву…
Вслед за Дюраном Никки отворила белую калитку, ведущую на поросшие мхом ступени в рассеянной тени листвы, и спустилась к уединенному прудику. Села на поваленный ствол укутанного мхом дуба и залюбовалась танцующим на воде солнечным зайчиком, что пробрался сквозь завесу крон. Левая рука Нико свесилась с дивана и, путешествуя по ковру, окунулась в прохладу озерца.
Никки снова в укромном уголке, где никто и ничто не может причинить ей зла. Дюран понаблюдал, как мерно поднимается и опускается грудь девушки, а потом стал выводить пациентку в прошлое:
— Давай вернемся в то время, когда ты была девочкой.
— А я и сейчас не мальчик.
— Нет, маленькой девочкой. Двенадцать лет… одиннадцать… десять. Вспомнила?
Нико беспокойно поерзала на диване и кивнула. Дюран, сидевший в высоком кресле в паре шагов от пациентки, подался вперед и в который раз принялся с удивлением следить за переменами на ее лице — настороженность умудренного жизнью человека сменилась детской непосредственностью. И даже голос Никки теперь звучал по-детски.
— Где мы? — спросил Дюран.
— В Южной Каролине.
— А твои приемные родители?
— М-м… дома. У нас большой белый коттедж за городом.
— Расскажи мне о нем.
— Ты и так знаешь.
— Мне бы хотелось услышать еще раз.
Она нахмурилась.
— Там колонны — высокие колонны, как в старинных богатых домах. Только на наших краска облезает. И там, где ее нет, видно, что они не каменные, а деревянные — собраны из дощечек, а теперь вот расклеиваются. Наверное, скоро упадут.
— Что ты видишь? — спросил Дюран.
— Крыльцо.
— Хорошо… Что еще?
— Деревья.
— Какие именно?
— Простые деревья. Дубы. Дом стоит в конце маленькой дороги.
— Длинной подъездной аллеи, — поправил Дюран.
— Длинной подъездной аллеи с гнилыми дубами по обе стороны.
— Живыми дубами, — уточнил психотерапевт.
— Да, наверное. Все считают их здоровскими, только мне они не нравятся. Они старые и мерзкие.
— Недолюбливаешь их?
— Терпеть не могу!
— Почему?
— Потому что… Ну, как сказать…
— Почему же?
— Они жуткие.
— Жуткие? Как это?
— На них паутина.
— Ты хочешь сказать, «бородатый мох»? — подсказал Дюран.
— Ага.
— И что в том плохого? — продолжал доктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166