Впрочем, на это оставалось только надеяться. С разрешения Киклайтера Энни написала в угольную компанию. Та закрылась еще во время Второй мировой войны, однако юридическая контора, представлявшая ее интересы, связалась с лютеранской церковью, священники которой в те годы находились в Копервике и Лонгйеаре. Так нашлись и сами шахтеры, и их наследники, которые согласились на эксгумацию и последующее перезахоронение.До тех пор Киклайтер ограничивался простым поощрением работы. В конце концов он поставил на заявке и свое имя. Увы, в гранте все равно отказали.Все согласились, что заявка многообещающая. Интересная. Достойная. Даже своевременная: ни для кого не секрет, что вот-вот произойдет глобальная антигенная подвижка. Никто не сомневался, что новый штамм будет принадлежать к подтипу HI, как и «испанка». Все признавали, что исследования доктора Киклайтера принесут неоценимую пользу и что образец вируса из восемнадцатого года, если его вообще можно найти, необходим для подтверждения теории.Если Киклайтер прав, то вирулентность штамма определяется наличием на поверхностной антигенной оболочке жгутикообразных наростов. Между собой вирусологи прозвали такой нарост «членом Киклайтера».В различных частях света возникали вспышки гриппа HI, но массовой смертности инфицированных не наблюдалось. Это подтверждало исследования Киклайтера: образцам недоставало достаточно четко выраженного жгутика и, как следствие, вирулентности. Поэтому, помимо прочего, образец из восемнадцатого года позволил бы полностью подтвердить или опровергнуть теорию.К тому же, если экспедиция окажется удачной, Энни сильно продвинется на пути к собственной профессорской кафедре.И уже давно бы продвинулась, но не повезло. Заявка на грант поступила в научный фонд месяц спустя после нашумевшего несчастного случая в Национальной лаборатории по исследованию арбовирусов в городке Кембридж, в Массачусетсе, в результате которого два профессора и лаборант заразились коксаки-вирусом. Хотя инцидент прошел без последствий, газеты устроили такой скандал, что спешно была создана комиссия, которая и остудила исследовательский пыл фонда. Боясь подвергнуться дальнейшей критике, фонд отклонил заявку на экспедицию за опасным вирусом.Теперь, год спустя, когда все почти забылось, деньги вдруг возникли, причем не от Национального научного фонда, а от какой-то небольшой организации, штаб которой располагался в маленьком особнячке позади Верховного суда в Нью-Йорке.Энни никогда о ней не слышала. Мало того, она даже не знала, что Киклайтер искал другие источники финансирования. Он всегда такой. Вечно отмалчивается — наверное, чтобы оградить ее от разочарований. Ну и ладно.Энни опустила бинокль, не отводя глаз от горизонта, усилием воли пытаясь заставить разводье появиться. Но ничего не выходило. Был только снег, лед и...И мутный изменчивый водоворот вдалеке. Обычная галлюцинация, как в книжке, которую неделю назад раздали физики. Впервые ее зафиксировали еще в девятнадцатом веке, когда команда исследовательского корабля прошла пешком до середины Баффиновой земли, после того как льды сломали, как скорлупку, их корабль.По крайней мере хоть этого не случится. Стальной корпус «Рекс мунди» способен проломить пяти-семиметровую толщу льда.Вот только двигался корабль страшно медленно.Энни снова уставилась на горизонт. Похоже, там собирались грозовые облака. Только этого не хватало. Новый шторм.Несмотря на множество слоев одежды, начиная с теплого белья и заканчивая необъятным красным пуховиком, Энни пробила дрожь. Ей и в самом деле было холодно, но возвращаться в теплую каюту не хотелось. Энни не покидало странное предчувствие, что если она прекратит всматриваться вперед, то разводье никогда не появится. А оно должно появиться. Чем скорее, тем лучше.Ее взгляд скользнул в сторону Киклайтера, который тоже стоял на мостике, скрестив руки и устремив взгляд в горизонт. Наверное, нервничает, почти наверняка. Все решится в течение недели. Разумеется, он и виду не покажет. Старик никогда не дает волю чувствам.Если не считать нетерпимости к чужим ошибкам. В Джорджтауне, да и в Национальном институте здоровья никто не сомневается в его таланте. Киклайтер — общепризнанный специалист по РНК-содержащим вирусам. Поговаривают даже о Нобелевской премии. Впрочем, сам Киклайтер не принимает эти сплетни всерьез.— Трофеи меня не интересуют, — врет он в таких случаях.Однако же как заслуженный профессор он исключительно непопулярен. Когда знакомые коллеги узнали, что Энни осталась у него на постдокторантуру, они в ужас пришли:— Как ты собираешься терпеть этого Засрайтера?!— Просто он стеснительный, — отвечала она. — Работа — вся его жизнь. И еще он плохо ладит с людьми.Можно и так сказать. В самом деле, Киклайтер не особенно придирчив, никогда не ругается, никогда не таит злобы. Дело в том, что, если те, кто пытается с ним работать, не поспевают за полетом его мысли (как подавляющее большинство студентов), то он вынужден отвлекаться на объяснения. За это время первая мысль успевает испариться. Иногда очень важная мысль.Если глупый вопрос приходится особенно некстати, лицо Киклайтера принимает знаменитое выражение, которое так любят передразнивать студенты. При этом он опускает плечи, наклоняет голову набок и принимается объяснять таким глухим голосом, что может показаться, будто звучит какая-то запись — запись, препарирующая вопрос, как лягушку, виртуозно оголяя ложные посылки, как скелет несчастного земноводного.Выдержать такое не шутка, но Энни вполне понимала, в какое раздражение можно прийти, если твое вдохновение в очередной раз загублено тупым вопросом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84