Так, иной раз для ради праздника побалуешься, а гулять по-давешнему – нет, трудненько!
– Ишь ты, какой старичок старый! – смеясь глазами, сказал Петр. – Однако после виктории при Гангуте имели мы честь видеть вас в веселом духе. Крепко вы шумствовали, господин первый лоцман...
– Сын тогда, государь...
– Сын, сын! Слава господу, понимаем, сами твоего сына при деле видели, однако ж не скромничай, можешь еще себя показать, каков ты есть архангельский кормщик.
– В те поры – гангутские – помоложе, чай, был...
– Помоложе? А мы так рассуждаем, что и нынче ты, лоцман, не стар, да только маленько к берегу прилепился. В море пойти надобно наподольше, соленым милым сердцу ветром подышать...
Кормщик стоял неподвижно, зеленые его глаза из-под седых бровей остро смотрели на царя.
– Давеча в Москве делали мы натуральный екзамен навигаторам нашим, коих обучает флота лейтенант Рябов Иван сын Иванович, – говорил Петр. – Сын твой, господин первый лоцман, малый не токмо пороху понюхавший и пушечного огня повидавший, но еще и в науках прилежный и других учит добрыми навигаторами быть. Навигацию плоскую, навигацию меркаторскую, сферику не токмо сам в совершенстве постиг, но и других учит – лучше и не пожелаешь. Лейтенант сей с учениками своими весьма нас обрадовал, и приняли мы решение: навигаторов наших за границу для прохождения морской практики не посылать. Есть свой флот, есть и капитаны кораблям. На верфях в городе Архангельске, как и в прочих местах, строим мы корабли. Отныне перегонять их оттуда на Балтику будем ежегодно при помощи молодых навигаторов. Польза немалая для юношей-моряков. Тебе же, лоцман, повелеваем плавать с навигаторами дядькою, учить их морской практике, тому учить, что и нами в стародавние годы в толк взято было от тебя.
Рябов молчал. На обветренном лице его, покрытом тонкой сеткой морщин, проступили красные пятна.
– Нынче пойдут три пятидесятидвухпушечных корабля, – продолжал Петр, – «Гавриил», «Архангел Михаил» и «Рафаил». Командором над эскадрой отправляем мы господина вице-адмирала Иевлева Сильвестра Петровича. По пути сделает эскадра визитацию в порт Копенгаген, дабы видели там порядок нашего флота и дружеское наше расположение к сему государству...
Подкинув несколько поленьев в камин, Петр подгреб угли и постоял, глядя, как пламя бойко и весело побежало по смолистым дровам. Потом кивнул Рябову:
– Так-то, лоцман! Иди, сбирайся в дальний вояж. Вернешься – с тебя спрошу, как навигаторы истинными моряками сделались.
Рябов вышел, захватив с собою Таисьин узелок, словно сразу же собрался в море.
Петр сел в кресло, вытянул длинные ноги к камину, усмехнулся:
– Видали, как побежал? Будто и правда тридцать годов долой. А вернется и вовсе вьюношем. Море-то душу веселит.
И спросил:
– Капитанами кого на корабли, Сильвестр?
Иевлев быстро переглянулся с Апраксиным, тот ответил:
– Думаю, государь, не шли бы капитанами англичане. Нынче, слава богу, дожили, есть у нас и свои моряки – истинные, природные россияне.
Петр пробурчал не оборачиваясь:
– Пиши роспись русским.
– Написана! – с готовностью ответил Апраксин. – Все трое – капитан-лейтенанты. На флагманском корабле пойдет Егор Пустовойтов.
– Озорник твой Пустовойтов, горяч, пожалуй, а?
– Укатается! – мягко сказал Апраксин. – Молод еще, оттого и горяч.
И подошел к Петру с пером и росписью. Адмирал Крюйс, покуда молчавший, заметил, покашливая:
– Все же некоторые иноземные капитаны имеют опыт...
– И адмиралы, как ты! – вдруг крикнул Петр. – Забыл, как «Выборг» на мель посадил? Едва из ссылки возвернулся, уже гавкаешь! Может, Рейса твоего хваленого, что противника упустил, обратно к флоту вернуть? Сиди да молчи, не то навеки из службы выбью!
Он сердито подписал бумаги, вернул Апраксину, спросил – еще чего надо. Тот сказал решительно:
– Я в рассуждении сего первого лоцмана, государь. Ты погляди вокруг, сколь великое множество людей высоких чинов достигло: Сильвестр Петрович – вице-адмирал Российского флота, я – генерал-адмирал, ты – тож вице-адмирал, Памбург да Варлан шаутбенахты...
– Ну! Что тянешь?
– А Рябов как был на Двине первым лоцманом, так и на Неве все первым лоцманом ходит...
Петр встал, постучал Апраксина согнутым пальцем по лбу, сказал добродушно:
– Вишь, беда какая: стар ты, Федор Матвеевич, сед ты, вовсе плешив, а ума и по сей день не нажил. На Руси еще сколь великое множество будет подобных нам вице-адмиралов, генерал-адмиралов, шаутбенахтов и иных прочих, в высоких чинах обретающихся. А первый лоцман, покуда Русь живет, навеки в ее гиштории един пребывать будет. Для того он и первый! Понял ли, садовая голова?
– Как не понять! – не без смущения ответил Апраксин.
– А ежели понял, то поедем! Не рано!
Уже наступил день, когда они вчетвером вышли из здания коллегии. Гвардейцы сделали на караул, к крыльцу подъехали одноколка Петра и экипаж Апраксина.
– Садись со мной! – велел Петр Иевлеву и подмигнул на Крюйса. – Вишь, надулся...
Апраксин отъехал. Петр разобрал вожжи, взмахнул кнутом, одноколка, кренясь на выбоинах, гремя коваными колесами, быстро понеслась вдоль Невы ко дворцу. Берег полого спускался к воде, петербургские жители уже выгнали пастись коров. Двумя передними ногами враз прыгала у самой воды стреноженная кобылица, ее жеребенок пил из реки. Справа над огородами, над чахлыми палисадниками, над низкими домами летало воронье, громко, картаво каркало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202