А когда меня допустят, я подпишу только один приговор: повесить...
– Повесить?!
– Да, сделать наконец то, что не было сделано в Эдинбурге. «За шею, – как пишется в нашей стране и как было написано судьями в тот памятный тебе день, – за шею, дабы он висел так до смерти, а после нее столько, сколько надобно, чтобы грешная душа его предстала перед великим судией...»
– Я все это должна ему пересказать?
– Непременно. Он не слишком храбр, твой муж, и напоминание о петле, от которой он в свое время улизнул, быть может охладит в нем жажду стяжаний. Прощай и проводи меня. Я не хочу более видеть твоего супруга...
– А дети, отец?
Гордон помедлил, потом сказал решительно:
– Нет, не сегодня.
Анабелла проводила отца до ворот и сама закрыла за ним калитку на засов. Во дворе сипло лаяли и прыгали цепные псы. Из парка донеслась музыка – корабельные музыканты играли полонез. Анабелла поправила прическу и пошла к трем березам – туда, где муж и майор Джеймс попивали холодное вино...
– Ну? – спросил полковник. – Старик решил соснуть?
– За ним приехали! – солгала Анабелла. – Он понадобился государю...
Полковник Снивин вытаращил глаза.
– Когда? Я ничего не знаю. Мне не докладывали...
Анабелла не ответила. После того как Джеймс откланялся, она тихо заговорила:
– Отец обо всем догадывается, а может быть, и знает точно. Он назвал вас грязным вором и сказал, что будет требовать для вас повешения, если вы попадетесь. И он это сделает, я его хорошо знаю. Он никогда не бросает слов даром...
Полковник тяжело задумался. Вначале он только сопел и ничего не мог придумать, потом жирное, лоснящееся лицо его сделалось решительным, он засопел громче и велел немедленно звать к нему шхипера Уркварта и сэра Джеймса.
– Что вы будете делать? – спросила Анабелла.
Полковник ничего не ответил.
С Урквартом он договорился быстро. У Джеймса спросил:
– Среди солдат таможенной команды найдется человек, верный вам? Человек, который возьмется выполнить рискованное поручение?
Джеймс задумался, почесал подбородок с ямочкой.
– Дело идет не только обо мне. Оно касается и вашего будущего тоже. Думайте скорее – время нисколько не терпит.
Решили позвать того капрала, который порол когда-то английским сыромятным ремнем поручика Крыкова. Через час и Джеймс и Снивин сидели перед капралом в расстегнутых кафтанах, злые, спрашивали так быстро, что капрал не поспевал отвечать. Девки в греческих хитонах табуном прошли мимо – сдавать хитоны, сандалии и пояса с браслетами кастелянше. Капрал зябко повел плечами.
– Согласен, Костюков?
– Боязно больно, господин...
– Вздор! – сказал Снивин. – Пустяк! Сегодня придут еще три корабля, он их будет досматривать. Пока досмотрит – день потратит. Не меньше!
– Оно так... А все ж боязно. Увидит кто, как я зашел да вышел...
– Ну, скажешь что-нибудь... ошибся, мол... Золотой – деньги немалые, ты, наверное, таких денег и не видывал. Сейчас получишь один, а как сделаешь – другой...
И Снивин подкинул на мясистой ладони ярко блеснувшую монету.
Костюков молчал.
– Значит, не хочешь? – сказал Снивин. – А жалко. Очень жалко! Вот господина Джеймса назад к вам назначат – быть бы тебе смотрителем над складом таможенным, а так что ж... Человек ты неверный, станет тебе совсем плохо...
Костюков вздохнул.
– Не хочешь?
– Давайте! – сказал капрал. – Давайте, сделаю. Приму грех на душу...
Джеймс положил на стол три рейхсталера. На каждом напильником были сделаны насечки: на одном двойной крест, на другом две черты, на третьем зубчики. Эти три монеты майор завернул в тряпочку и протянул Костюкову.
– А эта – тебе! – сказал он и отдал ему четвертую безо всякой отметки.
Костюков поклонился.
– Теперь иди! – велел полковник.
Капрал вздохнул и пошел. Джеймс и Снивин проводили его взглядом и переглянулись.
– Нет! – сказал Джеймс. – Не сделает!
И крикнул:
– Костюков!
Капрал вернулся бегом.
– Мы пошутили! – сказал Джеймс. – Теперь мы знаем, ты верный человек. Отдавай деньги.
Костюков с готовностью отдал все четыре монеты.
– А на это выпей! – велел Джеймс и бросил капралу серебряный рубль. – Выпей и за наше здоровье. Иди!
Капрал обтер пот, слабо улыбнулся и поклонился. Лицо его стало счастливым.
– Ах ты, господи! – говорил он, шагая к таможенному двору. – Ах ты, ну и штука...
Идти было далеко, капрал вспомнил о рубле и зашел угоститься в кружало. Тощак попробовал рубль на зуб и удивился:
– Смотри, пожалуйста, серебряный. Давно я дельных денег не видал... Чего ж тебе, капрал, поднести?
Костюков выпил гданской, помотал головой и сказал:
– Ну и ну! Бывает же такое с человеком...
Потом он пил двойную перегонную, потом боярскую, потом пиво. И, набравшись храбрости, зашагал на таможенный двор к поручику Крыкову.
– И скажу! – рассуждал Костюков. – По чести скажу! Зачем нехорошо делают? Что на мне – креста нет? Разве я татарин? Я русский человек и нехорошо делать никому не позволю. Я не какой-либо аглицкий немец. Капрал я, вот я кто! И те монеты я б ему показал, и пускай! А ему – упреждение. Он человек простой, нашего, мужицкого звания... Разве я что нехорошо делаю?
Костюков увидел водовоза с бочкой и крикнул:
– Стой! В заповетренных землях был? Оружие имеешь на борту более, чем установлено от морского пирату? Отвечай, кто перед тобой.
– Гуляете? – спросил водовоз.
– Ну, гуляю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220