А коли ты навигатор, то с компасом должен искусно управляться. Знаешь ли сию предивную машину?
Голголсен, насмешливо улыбаясь, протянул кормщику компас.
– По-нашему, по-морскому – матка. Так зовем! – сказал Рябов. – Машина истинно предивная. А маточкой зовется потому, что в море без компаса – что без родной мамыньки.
Он улыбнулся, глядя на дрожащую стрелку, что-то вспоминая.
– Чему обрадовался? – спросил Иевлев.
– Вспомнил, как батюшка мой еще зуйком меня учил: в сем, дескать, коробе сидит мужичок с ноготок, вертит стрелку вечно на ночь, как иноземцы говорят – на норд. Долгие времена я, мальчонка, в того мужичка верил, все бывало заглядывал – не примечу ли, как он стрелку вертит...
– Не приметил? – спросил Апраксин.
– Не довелось, – с широкой улыбкой ответил Рябов. – Шутил батюшка мой...
– Сия машина, – сказал Иевлев, – основана на том, кормщик, что стрелка магнитная вечно занимает в пространстве положение, которое ей назначено премудростью человека...
– Компас тебе ведом, – перебил царь, и было видно, что он доволен. – Многие ли еще здешние кормщики знают компас?
Рябов подумал, ответил не торопясь:
– Многие, государь, почитай что все. Сколько тебе понадобится, стольких и наберешь.
– Пять? Десять? Пятьдесят? – нетерпеливо, но весело спросил Петр.
– Поболе будет, государь. Который мужик Белого моря старатель – тот тебе и мореход. А морюшко-то наше немалое, народу на нем по пальцам не сочтешь...
Еще подумал, улыбнулся и добавил:
– Бабы наши, поморки, рыбацкие женки – и то кормщат. Небось, в море не заголосят, не заплачут. Вот с эдаких-то годов, с самых младых ногтей в море живут, морем кормятся...
– И все искусство навигаторское ведают? – спросил Петр.
– Есть, что и компаса не имеют, государь, по приметам ходят, по звездам.
– И в океан так идут?
– А что океан – не вода?
Петр засмеялся. Рябов положил компас на стол, опять сунул ладони за поясок. Шхипер Уркварт наклонился к Иевлеву, что-то ему сказал. Тот, вздернув плечом, отмахнулся.
– Чего он? – спросил Рябов.
– Шхипер утверждает, что здешние поморы не знают карты, – сказал Иевлев. – Так оно, кормщик?
– Карта карте рознь, – ответил Рябов. – У них, у иноземцев, свои карты, у нас – свои. Мы по своим ходим.
Уркварт, учтиво улыбаясь, наклонился теперь к конвойному капитану. Тот развернул на колене большой лист толстой бумаги. Лист затрепетал на ветру. То был Летний берег Белого моря с Унскою губою. Рябов смотрел долго, щурился.
– Знаешь ли сии места? – спросил Петр.
– Бывал! – ответил кормщик.
– Что ж молчишь?
– А того молчу, государь, что неверно карта сделана.
Уркварт вскинул бровки. С усталым презрением, со скукою в глазах сидел на своем стуле человек, которого Рябов давеча принял за царя, – Лефорт. Надменно смеялся Голголсен.
– Неверно? – спросил Петр. – Да ведаешь ли ты, кто сию карту делал? «Зее-Факел» сего изображения ничем не лучше. Прославленный шхипер гамбургский именем Шмидт, штормом занесенный в Унскую губу, более недели там провел; в подношение воеводе Апраксину измерил залив и на бумагу его нанес...
Петр сердился, иноземцы посмеивались, Иевлев смотрел на кормщика с тревогой. Рябов ответил спокойно:
– Стреж неверно указан, государь. Кой тут кораблям ход, когда вон мель, банка здоровая, а вон еще здоровее. Пойдешь сим стрежом и посадишь корабль на камни...
Уркварт засмеялся. Петр метнул на него взгляд, крикнул Рябову:
– С ученым навигатором споришь, с корабельщиком именитым...
Он в раздражении отвернулся от Рябова. Уркварт и Голголсен разложили перед ним еще листы – карты. Кормщик стоял неподвижно, о нем словно забыли. Карт было много, Рябов издали узнавал – Три острова, Сосновец, Зимний берег. Везде были нарисованы корабли, человечки, дома. Петр любовался на искусную работу. Иевлев сказал:
– Здешние поморы, государь, имеют свои «расписания мореходства» да «указы морские», где многие полезные советы...
Петр не стал слушать.
– Сии карты вижу, а о чем толкуешь – только слышу. Слышать мало!
Подняв голову, посмотрел на Рябова, сказал:
– Сему кормщику идти с нами в плавание старшим матросом. Шхипером же пойдет опытный иноземный мореход, коего господин Уркварт предлагает, – гишпанец дель Роблес...
Уркварт поклонился.
Рябов стоял неподвижно, словно речь шла не о нем; только светлые глаза его потемнели, да меж бровями легла тонкая морщинка.
– Матросов на нашу яхту набирать из поморов и в том не медлить! – продолжал Петр. – А за сим выпьем по разгонной; пора и честь знать, погостевали добром...
Прищурился и спросил Гордона:
– Что невесел нынче, господин адмирал? Что вина не пьешь?
Патрик Гордон вздохнул длинно, по-стариковски, отпил из кружки для приличия. Ответил царю, только когда спускались по сходням:
– Сегодня ты был несправедлив, мой царственный друг Питер. Ты любишь правду. Изволь знать его.
– Ее! – издали, без насмешки поправил Апраксин.
– Ее! – покорно и привычно согласился Гордон. – Знай же ее: такой мореход, как есть Рябов, – лучше, чем любой иной мореход. Они имеют красивые карты, но можно ли предполагать, что они знают это... природу... море лучше, чем он знает...
Петр зевнул, шагнул в карбас, сел на лавку, покрытую ковром, потрепал Гордона по плечу:
– Пьем много, господин Гордон, вот что худо...
– Я не много пьем! – рассердился Гордон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220