мне пришлось бы хуже. А так все-таки голову я сохранил. Так что я доволен и очень вам признателен...
– Если бы я донес, кто ты такой, – сказал трактирщик важно, – то ты, конечно, не сносил бы головы на плечах. Тебя бы забрали на галеры или еще куда-нибудь пострашнее. А что это такое, ты видел сам...
– Да, я видел! – согласился Якоб.
– Значит, ты мне благодарен?
– Да, гере, очень благодарен.
– Ну, тогда прощай, я лягу спать. Ты ведь нынче болтал всю ночь с этими проходимцами и пьяницами, а я трудился. Тебе, наверное, пора на корабль?
– Да, мне пора на корабль! – ответил Якоб. – Все мои дела сделаны...
Трактирщик вдруг хлопнул себя по лбу:
– Слушай, Якоб! – воскликнул он. – А кто же снесет обед русскому князю на его подворье? Не станет же это делать повар? А я не могу – как-никак я старшина цеха трактирщиков, это что-нибудь да значит. Завтра ко мне придет новый услужающий, но сегодня?
Якоб молчал. Можно было подумать, что ему не хочется нести обед.
– Я бы снес, – сказал он наконец, – но опять сюда придет этот тайный агент и станет выспрашивать, зачем я хожу на княжеское подворье. Повар рассказывал, что он уже дважды толковал с ним... Мне это неприятно, хозяин, тайный агент может испортить мою будущую жизнь в королевском флоте...
Трактирщик поклялся, что никто ничего Якобу не испортит. Все знают, что Якоб носит обеды князю не по своему желанию. А тайные агенты нынче суют свой нос повсюду, такое время, – война.
В конце концов Якоб согласился, хоть и с неудовольствием. В кухне повар положил в миску кусок жареной баранины с чесноком и завернул в салфетку два пирога.
– Не мало ли? – спросил Якоб.
– Пусть скажет спасибо за то, что я не кормлю его ячменной похлебкой! – сказал повар. – Я добрый швед, и мне противно думать, что этот московит жиреет на еде, которая готовится моими руками...
– Но все-таки он платит большие деньги! – возразил Якоб.
Это было неосторожно. Повар швырнул шумовку и обернулся к Якобу.
– Как я посмотрю, агент недаром сюда приходил! – крикнул он. – Слишком уж ты заступаешься за этого князя. А ему место на эшафоте, да, да, по нем давно скучает папаша Фредерик, да и по тебе тоже. Вы с этим князем, наверное, снюхались, он тебе платит русским золотом, а ты ему рассказываешь все, что тебе удается узнать...
– А тебе завидно? Ты сам бы охотно нанялся за золото, да тебя никто не берет...
Повар сделал шаг к Якобу. Тот стоял неподвижно, усмехаясь и глядя на повара своими упрямыми, потемневшими вдруг глазами.
– Проваливай! – велел повар. – Проваливай, а то у меня дрожат руки от бешенства. Уходи сейчас же...
– Осел! – сказал Якоб. – Осел, вот ты кто! Старый дурак...
Он вышел из кухни.
Возле дома его никто не поджидал, как бывало в последние дни, и он вздохнул с облегчением. По дороге в мелочной лавке подручный трактирщика купил стопу наилучшей бумаги, связку перьев и бутылку водки. На крыльце сырого и гнилого дома, в котором содержался русский резидент князь Хилков, два пристава играли в кости. Якоб вежливо поздоровался и похвалил погоду, но приставы ответили очень коротко и уставились на него так, будто видели его в первый раз.
– Я вам принес презент! – произнес Якоб.
– Можешь сам пить свою водку! – ответил старший пристав.
– Да, можешь сам ее вылакать! – подтвердил второй и отодвинул от себя бутылку, но так, чтобы она не упала с крыльца и не разбилась.
– О! – воскликнул подручный трактирщика. – Разве я в чем-нибудь провинился? Или водка, которую я приношу, недостаточно хороша? Или ее мало?
Оба пристава переглянулись, и тот, что был помоложе, сказал сурово:
– Отнеси обед и проваливай поскорее! Нечего тебе там рассиживаться!
«И эти предупреждены! – подумал Якоб. – Плохи мои дела. Я на свободе последние часы. А уж если схватят – тогда прямо в лапы к папаше Фредерику».
Когда Якоб вошел, Хилков, держа в левой руке потухшую трубку, диктовал секретарю русского посольства Малкиеву:
– Из тамошных граждан купец, мягким товаром торговавший, Козьма Минин...
– Минин, – повторил, макая перо в чернильницу, Малкиев...
Андрей Яковлевич кивнул Якобу и на мгновение задумался, потом продолжил:
– Минин, зовомый Сухорукой, встав посреди народа на площади, говорил к людям: «Видим конечное Русского государства разорение, а помощи ниоткуда не чаем, для того я вам советую и прошу – казну со всех нас до последнего имения собирать»... Написал?
– Поспешаю! – ответил Малкиев.
– До последнего имения собирать, жен и детей закладывать и, казну собрав, полководца нам искать, дабы с ним идти на Москву для очищения сего града нашего от ворога...
Малкиев писал, стоя у конторки, сколоченной из грубых сосновых досок. Хилков был без парика, в камзоле из мягкой кожи, шея была повязана теплым фуляром: князю опять недомогалось, и мешки под глазами сделались еще тяжелее, чем раньше. Было видно, что он совсем расхворался. Пока он диктовал, Якоб думал о том, как трудно будет нынче сказать Андрею Яковлевичу, что он собирается покинуть Стокгольм и что князю придется остаться без его помощи...
– Ну, иди, Малкиев, – сказал князь секретарю, – иди, дружок, много нынче натрудились мы с тобой, отдохни покуда...
Секретарь посольства поклонился, пошел к двери. Его лицо чем-то не понравилось Якобу, он проводил его недоверчивым взглядом и повернулся к Хилкову.
– Откудова сей господин здесь?
– Отпросился ко мне помогать делу моему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220