Она взглянула на него, вырвалась и побежала.
– Стой! – крикнул красноармеец тонким голосом. – Стой! Эй, граждане, товарищи, лови шпионку!
И все, кто шел до сих пор спокойно, побежал и закричал, каждый свое. Красноармеец бежал впереди всех сначала по одной улице, потом по другой, потом свернул в переулок.
Но переулок оказался тупиком, и женщине в бархатной шубе некуда было убегать.
Она стала у закрытых железных ворот и, задыхаясь от бега, крикнула:
– Все назад! Стрелять буду!
Красноармеец молча смотрел на нее. Она потеряла шляпу, волосы у нее растрепались, в руке у нее поблескивал никелированный пистолет.
– Назад! – повторила женщина. – Всех перестреляю и сама застрелюсь!
«Семь зарядов, – рассуждал красноармеец, – но только навряд ли она умеет стрелять!»
В тупичок все прибывали и прибывали люди, и, как на грех, ни одного военного.
Красноармеец вынул свой наган. Застрелить ее? Но что толку? Такую дамочку надобно доставить куда следует в живом виде.
– Злая, – сказал кто-то густым басом. – Вон как смотрит, точно сейчас съест.
– Куси! – закричал мальчишка в солдатской папахе и спрятался в толпу.
Подняв наган, красноармеец пошел вперед. Шпионка выстрелила. Он нагнулся, и пуля просвистела над его головой. Теперь и он выстрелил, для острастки, вверх.
– Назад! – крикнула она.
Он еще раз взглянул на нее. Теперь она была ближе. Глаза у нее светились, как у кошки, и красивое лицо было совсем белым. А на руке сверкало кольцо с бриллиантом.
«Покушала, наверно, на своем веку золотых баранок», – подумал почему-то красноармеец, вспомнив вывеску булочной, нагнулся и побежал вперед.
Она выстрелила еще два раза.
«Не умеет стрелять», – решил он и ударил ее по руке с пистолетом. Пистолет выстрелил в воздух и упал. Красноармеец сунул ствол нагана ей в лицо и велел поднять руки вверх. Но она не подняла. Тогда он принялся вязать ее, а она вырывала руки и негромко, со злобой говорила:
– Вы мне делаете больно, дураки! Не смейте! Вас все равно всех повесят… Отпустите меня, слышите? Я вам заплачу золотом. Отпустите. Все равно вас перевешают…
– Не соображаешь, чего говоришь, – сказал красноармеец. – Как так повесят? Ты, что ли, повесишь? Какой тип нашелся! Повесят!
Потом женщину вели в ЧК. Красноармеец насупился и молчал.
«Хотел ей вежливость оказать, – обиженно думал он, – а она мало того что шпионка, так еще наскакивает. Повесить! Тип».
Через некоторое время его вызвали к Дзержинскому.
Красноармеец собирался долго и основательно: начистил сапоги, пришил суровой ниткой крючок к шинели и до отказа затянул на себе ремень. И так как он любил порассуждать, то на прощание сказал своим товарищам:
– Надо вид иметь, как следует быть. А то товарищ Дзержинский скажет: «Это что такое за чучело? Разве ж это красноармеец!» и вместо беседы получится гауптвахта.
У секретаря он немного подождал и покурил козью ножку, сделанную из махорки, смешанной, для экономии, с вишневым листом. Потом отворилась дверь, и вышел Дзержинский. На нем были высокие болотные сапоги и простое красноармейское обмундирование.
– Проходите в кабинет и садитесь.
Красноармеец вошел в кабинет, сел и снял шлем.
– Я должен объявить вам благодарность, – сказал Дзержинский, – вы раскрыли большой контрреволюционный заговор.
И он внимательно, не отрываясь, поглядел на красноармейца.
«Вот так номер, – подумал красноармеец, – целый заговор».
Ему очень захотелось немного порассуждать, но он постеснялся.
– Один из ответственных военных работников – продолжал Дзержинский, – один очень ответственный работник, которому мы доверяли, как своему человеку, изменил нам, передался Юденичу и стал шпионом у врагов Советской власти.
– Безобразие какое, – не сдерживаясь, сказал красноармеец, – прямо-таки нахальство, я извиняюсь!
И он стал длинно рассуждать о том, что эти шпионы – такие типы, которые еще и веревкой грозятся, и то всех этих шпионов надо вымести нашей советской метлой.
– Да, – едва заметно улыбнувшись, ответил Дзержинский, – вы правы. Так вот, заодно, с этим изменником был один старик француз. Вы поймали его дочь. Таким образом мы ликвидировали заговор. А за вашу помощь большое спасибо вам.
Потом Дзержинский немного поговорил с красноармейцем о его жизни, женат ли он, есть ли у него дети.
– Я молодой, – сказал красноармеец и сконфузился, – у меня жинки нет. Мне всего годов ровно двадцать.
– Действительно, не очень старый, – согласился Дзержинский.
Через несколько минут отворилась дверь, и два красноармейца ввели в кабинет старика с подстриженными белыми усами и в таком высоком воротнике, что старик едва поворачивал голову.
Дзержинский разговаривал с ним довольно долго. Потом старик вдруг поднялся и громко, на весь кабинет, очень сердито сказал:
– Это случай. Вы меня поймали случайно.
– Ошибаетесь, – очень спокойно ответил Дзержинский, – мы поймали вас далеко не случайно. Если бы нас не поддерживали рабочие, крестьяне, красноармейцы и все трудящиеся, мы бы вас, конечно, не поймали. Но мы, чекисты, опираемся на трудящихся. Каждый наш красноармеец понимает, что такое ЧК.
– Это не мое дело, кто у вас что понимает, – перебил старик. – Я говорю о том, что я пойман случайно; то, что я попался, это чистый случай.
– Неверно, – ответил Дзержинский. – Дочь ваша действительно случайно уронила сверток, но красноармеец не случайно заинтересовался им, не случайно побежал за вашей дочерью, не случайно, рискуя жизнью, арестовал ее и не случайно привел в ЧК. Верно?
И Дзержинский повернулся к красноармейцу.
– Совершенно верно, товарищ Дзержинский, – сказал красноармеец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61