А
комната все-таки изменилась, что бы ни говорила Лора. И свету слишком мног
о, слишком солнце бьет в глаза. Этак оперировать будет невыносимо.
И халат они задерживали.
Ц Халат! Ц приказал он. Ц Будет халат или нет?
Сердце его отвратительно сжималось. И перехватывало горло, и в груди был
о тоже больно, но что это значит для человека, который идет работать. После
днее время он работал, превозмогая и не такие боли.
Ц Мне дадут халат? Ц спросил он.
Лора держала халат в руках. Привычным движением он подставил голову под
шапочку. И шапочку ему тоже надели. Потом, подняв ладони и повернув их впер
ед, точно они были стерильными, он сделал шаг, еще шаг, и тотчас же огромный,
белый, бьющий свет ударил ему в грудь, сердце сделалось невероятно больш
им, он вздохнул наконец и, захлебываясь светом и воздухом, медленно, словн
о раздумывая, упал на руки Лоры и вбежавшей Ольги Ивановны. Потом, сдирая н
а ходу резиновые перчатки, вошел Баркан, за ним рыдающая Анжелика, Вера и д
ругие врачи и сестры. Александра Марковича положили на каталку. А Лора, за
хлебываясь слезами, быстро и тихо говорила:
Ц Он оперировать шел, понимаете? Он не умирать шел, а работать шел. И никак
ой смерти он не увидел, вот как, вы понимаете, товарищ майор?
Несколько позже в палате растворилась дверь, и вошел командующий.
Ц Все? Ц спросил он, снимая фуражку и глядя твердым взглядом на то, что бы
ло Левиным.
Ц Все! Ц ответил Баркан.
Командующий посмотрел в уже совсем спокойное лицо Левина, заметил па это
м лице выражение гордости и силы и спросил:
Ц Халат-то этот он сам на себя надел Ц докторский?
Лора, все еще захлебываясь слезами, объяснила, как он пошел в операционну
ю и как она, зная, что там оперируют, привела его сюда.
Ц Не надо плакать, девушка, Ц вдруг сказал командующий. Ц Зачем плакат
ь? Все умрем, а он хорошо умер, лучше умереть нельзя.
Он посмотрел в спокойное, строгое, гордое лицо и сказал совсем тихо, так, ч
то никто не услышал:
Ц Прощай, подполковник. Спи.
Повернулся и, сильно сутулясь, вышел.
В четырнадцать часов пошел проливной дождь, по солнце тотчас же выглянул
о вновь, и залив опять засверкал так, что на него больно стало глядеть, и не
бо опять стало голубым и чистым, только вода еще долго и шумно сбегала меж
каменьями скалистой дороги, ведущей на кладбище, да у людей, провожающих
Александра Марковича в последний путь, почернели от влаги флотские ките
ли.
Мотор грузовика громко завывал на крутых подъемах, и шофер Глущенко гово
рил сидящей рядом с ним Лоре, что у него "перепускает сцепление", но Лора не
слушала Глущенко и смотрела перед собою на спины офицеров, несущих на по
душечках ордена Александра Марковича. У Лоры было тридцать восемь и три
Ц она простудилась, но на похороны все-таки отправилась и поехала в каби
не машины, убранной кумачом и траурными лентами.
Ц Как ты думаешь, Глущенко, Ц спросила она вдруг. Ц Есть вечная жизнь ил
и ее нету?
Ц На одни только тормоза и надеюсь, Ц сказал Глущенко, Ц ну ничего сцеп
ление не берет, чувствуешь? Был бы товарищ подполковник живой, попало бы м
не за это дело. Во, перепускает, Ц во, во, слышишь? Мы с ним давеча в город езд
или, так он мне сразу замечание сделал: "Глущенко, Глущенко, перепускает у
тебя сцепление."
Лора не ответила.
Ц Ну ладно, Ц сказал Глущенко, Ц вернусь, сразу доложу начальнику гара
жа. А не сменит сцепление Ц до начальника тыла дойду. Товарищ подполковн
ик желал, чтобы порядок навести в автохозяйстве? Желал? Ну, и будьте любезн
ы!
Он еще прислушался к своему сцеплению и добавил:
Ц А насчет вечной жизни, Лариса, то так сразу не ответишь. Смотря по тому, к
ак на свете жил и чего на нем делал.
Вновь загремел оркестр Ц и играл долго, до поворота дороги, по которой ма
шины не могли идти, так тут было узко и так круто срывался к заливу обрыв. З
десь Глущенко зажал ручные тормоза, и сзади летчики открыли кузов и подн
яли гроб на свои могучие плечи, и он как бы поплыл над сотнями обнаженных г
олов, над серыми каменьями и над заливом, блестящим и переливающимся вни
зу. Ветер свистел тут на высоте так пронзительно, что порою заглушал медь
оркестра, и от этого сочетания ветра и медленных медных звуков у Лоры вдр
уг стеснило грудь, но она не заплакала, как плакала все эти дни, а тихо пошл
а вперед Ц среди летчиков, которые ее обгоняли в своих шлемах и комбинез
онах, в капках и унтах, с рукавицами за поясами Ц прямо с аэродрома, из маш
ин, только что "из воздуха".
Тут были и замасленные техники, и доктора из первого хирургического и из
терапии, тут были сестры и санитарки, Харламов, Тимохин, Лукашевич и многи
е другие Ц знакомые и незнакомые.
При входе на кладбище толпа стиснула Лору, и она оказалась рядом с Баркан
ом. Он посмотрел на нее, как будто они сегодня еще не виделись, и сказал:
Ц Так-то вот, Лора, вон какие у нас дела…
В свисте морского ветра Мордвинов сказал короткую речь, и тогда все, кто т
ут был из военных людей, вынули пистолеты, и трижды прогремел салют Ц нес
тройный и суровый, который долго и громко повторяло зхо в скалах. Баркан т
оже стрелял, и было странно видеть его руку с пистолетом, так же, впрочем, с
транно, как видеть стреляющих Харламова, Лукашевича, Тимохина и других д
окторов.
А потом, когда спускались вниз к гарнизону, Ольга Ивановна подходила то к
одному человеку, то к другому и негромко говорила:
Ц Зайдите, пожалуйста, к нам на часок. Второй корпус, вторая парадная.
Лора уехала с Глущенко и с Анжеликой вперед, и когда все пришли с похорон,
то кровати в комнате Ольги Ивановны и Анжелики были убраны и во всю комна
ту стояли столы, на которых кок Сахаров расставлял горячие пироги, покры
тые полотенцами, консервы из дополнительного пайка и разную другую снед
ь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70