И, подняв рюмку двумя пальцами, Тимохин опрокинул ее в большой зубастый р
от.
Ц Да, уж возьмемся за вас, Ц сказал Лукашевич, Ц берегитесь. Сейчас вы, к
онечно, здоровенький, а как в лапы к нам попадетесь, тогда и случится то са
мое, о чем говорил Плиний. Помните, у него где-то в сочинениях приводится н
адпись на могильном камне: "Он умер от замешательства врачей". Недавно Хар
ламов рассказывал, что один больной несколько лет тому назад пожаловалс
я: "У меня не такое железное здоровье, чтобы лечиться у докторов целых три
недели".
После ужина гости долго пили чай с клюквенным экстрактом и задавали Леви
ну наводящие вопросы, переглядываясь порою с тем особым выражением, с ко
торым врачи на консилиумах подтверждают друг другу свои предположения.

Ц Э, вздор, Ц сказал Левин, Ц не будем тратить время на пустяки. У меня ву
льгарная язва, и давайте на ней остановимся. Оперироваться я не буду, мне н
екогда, и, главное, вы же сами знаете, что с такой язвой можно погодить.
Ц Завтра мы поведем вас на рентген, Ц строго сказал Тимохин, Ц и тогда р
ешим: оперироваться вам или нет. А нынче поздно, спать пора.
Ц Рентген не рентген, Ц сказал Левин, Ц кому все это интересно? Спокойн
ой ночи, дорогие гости.
Он вышел, плотно притворив за собой дверь, а Тимохин сел на низкую кровать
-переноску и стал, кряхтя, расшнуровывать ботинок. Лукашевичу постелили
на диване.
Расшнуровав ботинок на левой ноге и отдышавшись, Тимохин спросил:
Ц Труба дело?
Ц Вероятнее всего, что да, Семен Иванович, Ц сказал Лукашевич, Ц на мой
взгляд, картинка довольно хрестоматийная. Мне, между прочим, кажется, что
он и сам все понимает. А?
Ц Понимает, но не до конца. Нет такого человека, который мог бы понять это
до конца. Про другого можно, про самого себя трудно.
И Тимохин вздохнул, вспомнив собственную электрокардиограмму.
Ц Нет, он, пожалуй, понимает, Ц возразил Лукашевич. Ц И потому, быть може
т, так странно ведет себя. Он невероятно энергичен сейчас, Ц вы слышали о
б этом?
Ц Да, об этом поговаривают, Ц ответил Тимохин, стаскивая с маленькой и т
олстой ноги второй ботинок, Ц он будто бы на спасательном самолете сам л
етает и еще какой-то костюм испытывает.
Ц Жалко Левина, Ц сказал Лукашевич. Ц Глупые слова, а жалко.
Ц Так ведь что поделать! Ц ответил Тимохин, все еще думая о кардиограмм
е и прислушиваясь к собственному сердцу. Ц Тут ведь дело такое Ц никуда
не убежишь. Все там будем.
Он покряхтел, лег и, опершись на локоть, стал сворачивать самокрутку.
С полчаса оба полковника молчали.
Ц Да, вот вам и вопрос о смысле жизни, Ц вдруг заговорил Тимохин. Ц Помн
ю, я все студентом искал ответа, Ц «Анатема» тогда шла в Художественном т
еатре, непонятно было, но спорили. Какие только слова не произносились, го
споди боже мой! А на поверку-то оно вот как получается, если по жизни судит
ь, по живой жизни, свидетелями и участниками которой нам пришлось быть. На
поверку жить по-человечески надо, только и всего. Вы не спите еще, Алексей
Петрович?
Лукашевич ответил, что не спит.
Ц Да уж что там… Засыпаете, Ц сказал Тимохин. Ц Ладно, спите. Выспимся, а
завтра за него возьмемся. Может быть, еще и обойдется? А?
Ц Нет, не думаю, Ц тихо ответил Лукашевич.
Ц Лицо?
Ц Да уж лицо типическое. Лицо для демонстрации студентам… Ну, спокойной
ночи.
И Лукашевич так повернулся на диване, что пружины сначала затрещали, а по
том вдруг диван сразу сделался ниже и шире.
Когда все кончилось, они втроем Ц Тимохин, Лукашевич и Левин Ц сели в орд
инаторской вокруг письменного стола. Часы пробили два. Больше молчать бы
ло немыслимо.
Но и говорить тоже было очень трудно.
Ц Итак? Ц спросил Левин. Лукашевич взглянул на него и отвернулся. Тимох
ин кряхтел.
Ц Я не ребенок, Ц сказал Александр Маркович, Ц и не барышня. Я Ц старый
врач, мои дорогие друзья, у меня есть некоторый жизненный и врачебный опы
т.
Может быть, со мною стоит разговаривать совершенно откровенно?
Тимохин еще раз крякнул. Лукашевич все покачивал ногою.
Ц Мы настаиваем на операции, Ц сурово взглянув на Левина, сказал Тимохи
н. Ц Мы не видим причин отказываться от операции. Кроме того, нам кажется,
Александр Маркович, что, отказываясь от операции, вы некоторым образом у
подобляетесь тому старорежимному фельдшеру, который был искренне увер
ен в том, что никакого пульса вообще нет.
Левин снял очки, протер их и невесело улыбнулся: было видно, как дрожат его
руки. И Тимохин и Лукашевич тоже смотрели на его руки. Левин быстро надел
очки и спрятал руки под стол. Дрожь постепенно прошла. И холод в спине тоже
прошел. В сущности, перед ними он мог быть откровенен, он мог не скрывать, к
ак вдруг ему стало страшно, и какая-то черта отделила его от всех тех, у кот
орых есть будущее. В эти минуты у него не стало будущего. Пусть они потерпя
т немного, он соберется с силами. А пока они все немного помолчат.
И они молчали. Они не говорили вздора, не лезли в душу, не хлопали по спине. Л
укашевич заинтересовался картой, переставил два флажка вперед, поближе
к Берлину. Тимохин мелко писал в записной книжке. Потом, пока Левин ходил к
ак бы по делу к себе в отделение, Тимохин вызвал главную базу и, закрывая т
рубку рукою, сказал Харламову:
Ц Да, именно так. Нет, рентгенограмма совершенно подтверждает. Ясный деф
ект заполнения. Очень бы хотелось. Сразу после моего возвращения. Состоя
ние? Ну какое может быть у врача состояние? Разумеется, скверное. Да, это во
зможно. Пройдет некоторое время, и потребность жить и верить победит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70