Ц Хирургическое отделение останется майору Баркану, Ц сказал Алексан
др Маркович, Ц прошу вас представить себе это в подробностях, подполков
ник Левин… И еще несколько фраз он сказал ироническим голосом, но это сов
ершенно ему не помогло. Он даже не слышал собственных слов, не понимал их с
мысла, ничего не видел перед собою, кроме режущего света. И кто-то с упрямо
й, идиотической силой вытягивал из него желудок.
.. На мгновение ему стало легче. Он даже успел подумать, что бывал несправе
длив к раненым, потому что не понимал, как ужасны могут быть физические ст
радания. И, думая так, он открыл дверь, поскользнулся в воде и ударился о ко
сяк прачечной. Ведь он был без очков, они свалились, когда его тошнило. О, ун
ижение физических страданий!
И дверь в прачечную он никак не мог увидеть еще и потому, что дикая боль вн
овь поглотила весь его разум.
Но тут дверь отворилась сама собою, и сам собою он очутился на воздухе. Мок
рые, сильные женские руки, в мыльной пене по локоть, оказались над его лицо
м, эта пена упала с шорохом ему на глаз и на бровь, и он оказался на носилках
. Носилки понесли наверх головою вперед, по всем правилам поднимая изнож
ье.
Старший сержант Анжелика Августовна, сдерживая слезы, точно над покойни
ком сказала:
Ц О боже мой, ему, конечно, нельзя было кушать эту ужасную капусту с луком.

Когда Анжелика волновалась, у нее делался почти мужской голос. И букву «л
» она произносила совершенно правильно. Даже сейчас он заметил, что она с
казала «лук», а не "вук".
Все другие вокруг говорили шепотом.
Левин лежал с закрытыми глазами, прислушивался к утихающей после укола б
оли и разбирался в том, кто как шепчет. Вот захрипел и закашлял Баркан, он с
овершенно не умел говорить шепотом и всегда кашлял, вот взволнованно и с
ердито ответила ему капитан Варварушкина, вот быстро-быстро, пришепетыв
ая и глотая слова, заговорила Верочка.
А потом стало тихо, и заскрипел протез Ц это Дорош ушел из палаты.
Тотчас же раздались громкие, властные шаги: вот отчего ушел Дорош, он ушел
потому, что появился Шеремет, они давно не любили друг друга. И сразу же Ше
ремет сказал тем голосом, которым он обычно распекал своих подчиненных:

Ц Теперь собрание проводите? Ну, конечно, довели мне Левина до стационар
а и митингуете! Вы что, Баркан, думаете, у меня санаторно-курортное управл
ение?
У меня, Баркан, не курорт для вас и не санаторий, у меня, Варварушкина, не фре
белевский детский садик, у меня военный госпиталь, я не позволю…
Александр Маркович сморщился.
У него стучало в висках, когда Шеремет начинал свое "у меня". Он сам чаще Шер
емета кричал на подчиненных, но это всегда происходило оттого, что он не м
ог не накричать. Шеремет же кричал только потому, что считал нужным держа
ть "вверенных ему людей" в страхе, так же, впрочем, как считал необходимым п
орою, разговаривая с врачами, обращаться к ним "как интеллигентный челов
ек к интеллигентному человеку".
Ц Здравствуйте, товарищ полковник! Ц сказал Левин, неохотно открывая г
лаза только для того, чтобы прекратить этот крик.
Ц Салют! Ц ответил полковник.
Он был очень чисто выбрит, шинель у него была с каракулевым воротником, не
говоря уже о том, что шил ее тот самый старшина, который обшивал самого ком
андующего. Шеремет вообще был щеголем, он носил на шее белое шелковое каш
не, фуражка у него была с маленьким, подогнутым внутрь козырьком, из расст
егнутой шинели виднелся китель Ц тоже какой-то особенный, не такой, как у
всех. Халат, без которого не разрешалось входить в госпиталь, начсан наки
нул только на одно плечо, как бы подчиняясь правилам и в то же время выража
я свое к ним ироническое отношение. Кроме того, набрасывая халат на одно п
лечо, Шеремет давал этим понять, что он слишком занят и не может на каждой
своей «точке» надевать и снимать халат со всеми завязками, пуговицами и
тому подобной ерундой.
Ц Вы опять в шинели! Ц слабым голосом произнес Левин.
Ц А вы даже из гроба мне об этом скажете! Ц ответил Шеремет. Ц Просто уд
ивительно, до чего вы обюрократились, Александр Маркович. Ну-ка, дайте-ка
мне вашу лапку.
И, сделав такое лицо, какое, по его мнению, должно было быть у лечащего врач
а, Шеремет взял своими толстыми, лоснящимися пальцами худое запястье Але
ксандра Марковича.
Левин, прикрыв один глаз, смотрел на Шеремета. А Шеремет, глядя на секундну
ю стрелку своих квадратных золотых часов, шептал про себя красными губам
и:
Ц Двадцать два… двадцать три… двадцать четыре.
В палате было очень тихо. Не каждый-то день тут начсан считает пульс. Може
т быть, этим актом он подчеркивает свою чуткость по отношению к захворав
шему Левину.
Ц Мне вашей чуткости не надо, Ц вдруг сказал Александр Маркович, Ц вы м
не подайте что по советскому закону положено.
Ц Как? Ц спросил Шеремет.
Ц Просто вспомнил один трамвайный разговор в Ленинграде, Ц ответил Ле
вин, Ц но это, разумеется, к делу никакого отношения не имеет.
Шеремет обиженно и значительно приопустил толстые веки.
Ц Наполнение вполне приличное! Ц наконец сказал он.
И, положив руку Александра Марковича поверх одеяла, похлопал по ней ладо
нью, как делают это старые лечащие врачи.
Ц Так-то, батюшка мой! Ц произнес Шеремет. Ц Укатали сивку крутые горки
. Не послушались меня, не поехали отдохнуть…
Левин все еще смотрел на начсана одним глазом.
Ц Теперь придется не день и не два полежать…
И Шеремет стал рассказывать, что у китайских врачей существует до пятисо
т пульсов. Рассказывал он долго, значительно, и рассказ его было неловко с
лушать, потому что многое он подвирал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70