– Прекрасный вечер? – засмеялась Стелла.
– Да, – подтвердил Давид.
В некотором отношении это утверждение не было ложью. Если, конечно, отвлечься от того, что он нечаянно ударил одноклассника с такой силой, что тому пришлось лечь в больницу со сломанной челюстью, и что его самого ударили и нанесли отвратительную рану над левым глазом, которая непонятным, сверхъестественным образом зарубцевалась, и что в ближайшие месяцы ему, вероятно, лучше нигде не появляться, чтобы не отвечать на дурацкие вопросы и избегать косых взглядов – естественно, при условии, что Франк оставит его в живых. Но когда он взглянул на Стеллу, когда вспомнил, как засияли ее прекрасные глаза, как только он появился на поляне, как она заботилась и пеклась о нем после того, как его ранили, – все остальное показалось ему неважным.
– Прекрасный, потому что я провел его с тобой, – прошептал он.
Стелла улыбнулась. Давид не мог точно сказать, он ли к ней приблизился или она к нему. Но их лица вдруг оказались совсем рядом. Он почувствовал, что тонет в бесконечной глубине ее глаз. Ее губы приоткрылись, образовав узкую щелочку. Он ощущал ее; горячее дыхание на своей коже и в радостном ожидании закрыл глаза, рассчитывая, что один из них так же незаметно пройдет последнюю дистанцию, как незаметно они приблизились друг к другу.
– Ну, тогда пока… – Стелла смущенно откашлялась и отвернулась от него, затем снова повернулась, когда они дошли до ступенек. – Спокойной ночи, Давид!
– Спокойной ночи! – выдохнул Давид, в то время как она кивнула ему в последний раз и исчезла в корпусе для девочек:
Одержимый демонами или нет, во всяком случае он был и остался проклятым маленьким трусишкой. Подумав об этом, Давид вздохнул и поспешил в общежитие для мальчиков.
Лукреция оказалась права: Давид был жив. Вновь и вновь глядел Арес на странный генетический код, который вспыхивал на экране прямо перед ним. Он обменялся красноречивым взглядом с Шарифом, молча стоявшим рядом и без всякого выражения смотревшим на монитор. Арес поджал губы. Он недооценил сестру. Она всегда знала, что ее сын жив. Данные, которые дошли до него из университетской клиники, говорили своим, точным языком. Они превращали иррациональную веру Лукреции в научно доказуемый факт. Обширные связи Шарифа полностью себя оправдали.
Арес немедленно приказал послать за сестрой, которая была неподалеку, хотя и за пределами их старинной резиденции с загадочным именем «Девина» Вероятнее всего, «Девина» образована автором от слова deviner (франц.), что означает «придумывать, раздумывать, отгадывать». Не исключено также, что название происходит от индийского «Деви» («богиня»). В индуизме Деви – жена бога Шивы.

, занимаясь делегацией черных африканцев, которые прибыли, чтобы в присутствии прессы торжественно принять от нее чек на благотворительные нужды.
«Иногда, – думал Арес, – она слишком хороша для этого мира».
Однако, получив известие от брата, Лукреция не стала медлить ни секунды; она бросила гостей вместе с фотографами и поспешила в кабинет, оснащенный факсами, вычислительными машинами и прочей техникой. Не прошло и пяти минут, как она вихрем ворвалась в комнату, чтобы прижаться своим раскрасневшимся от волнения лицом к его плечу и сияющими глазами посмотреть на дисплей монитора. Такое поведение было для нее совершенно нетипично. Человек строгих правил, Лукреция привыкла всегда и все держать под контролем, не проявлять своих чувств на людях. Она была воплощенным самообладанием. Всего лишь раз брату довелось стать свидетелем сцены, когда она не смогла сдержаться. Это было в тот страшный день, когда ее настиг беспощадный рок, и тогда она безудержно рыдала и кричала, давая выход непереносимой боли от потери сына.
– Анализ крови прислан врачом из городка Мариенфельд, – пояснил Арес.
Он сознательно не стал извиняться за оскорбления по поводу предполагаемого безумия, которые сестра выслушивала от него на протяжении восемнадцати лет. Никто не рассчитывал, что фон Метц оставит мальчика в живых. То, что это произошло по какой-то неизвестной причине, вовсе не означало, что Арес рассуждал неправильно, положившись, в противоположность сестре, на свой острый ум.
– Это должен быть он, – добавил Арес, но в его словах не было необходимости.
Лукреция давно поняла, что она видит на экране. Улыбка заиграла на ее губах, она вдохнула побольше воздуха, чтобы обрести обычное равновесие, и требовательно кивнула Шарифу и своему брату:
– Привезите мне мальчика.
Затем повернулась и исчезла тем же путем, которым пришла. Арес наблюдал, как, прежде чем пропасть из поля их видимости, она поднесла к губам четки, которые держала в руках, и нежно их поцеловала.
– Драка? – Квентин задвинул последнюю из книг на высокий массивный стеллаж, полки которого со временем заметно изогнулись под тяжестью огромных томов, когда Давид вошел в школьную библиотеку.
Юноша смущенно глядел на свои кроссовки. Монах обернулся к нему и смерил скорее испуганным, чем упрекающим взглядом. Давид предпочел бы открытый выговор. Для него не было ничего хуже, когда Квентин из-за какого-нибудь его проступка казался растерянным или даже подавленным. Вероятно, он воспринимал все промахи своего приемного сына как прямое подтверждение собственных ошибок в воспитании ребенка. То, что это не так, Давид охотно объяснил бы ему уже много лет назад, но, поскольку Квентин никогда не говорил о своих чувствах и по вопросам, связанным с эмоциями, общался с Давидом преимущественно посредством взглядов, у юноши не было возможности просить его отказаться от своего неверного убеждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96