Никита отыскал в ящике с инструментами старый скальпель, острый, как бри
тва, и полоснул по линолеуму с трех сторон. Попытался сдвинуть. В принципе
можно. Но придется сделать это очень быстро. На это нужны нечеловеческие
силы. Вернее, силы человека, который очень хочет жить.
За окном щебетали первые птицы. Светало. Рубашка пропиталась потом и про
тивно липла к телу. Хорошо бы, когда все будет готово, принять душ. Но это оп
асно. По закону подлости, они явятся именно в тот момент, когда он будет пл
ескаться в душе. Он не услышит и может не успеть…
Между прочим, восемьдесят лет назад поручик Соковнин успел. Он как раз мы
лся в ванной, когда чекисты вломились в квартиру. Душ, разумеется, в восемн
адцатом уже не работал. Поручик поливался из ковшика ледяной водой. Он не
услышал, как они вломились. Его племянница, тринадцатилетняя Аня, которо
й потом суждено было стать Никитиной бабушкой, умудрилась задержать их в
прихожей, заговорить зубы. И изрядно покричать, пошуметь, чтобы поручик р
асслышал за плеском воды.
Ц Ой, это у вас настоящий «маузер»? Подождите, господин чекист! Покажите,
я никогда не видела. А он правда стреляет?
Аня была ангельски хорошенькой. Блестящие золотые локоны, огромные ярко
-голубые глаза.
Ц А чаю вы не хотите, господа чекисты? У нас есть немного настоящего чая. Я
как раз поставила самовар. Знаете, есть даже колотый сахар… Подождите, та
м не убрано, куда вы?..
Поручик успел натянуть подштанники, прихватил всю прочую одежду и свой и
менной пистолет, встал на бортик ванной, открыл высокое, под самым потолк
ом, окошко между кухней и ванной комнатой, подтянулся, перелез, бесшумно с
прыгнул, прошмыгнул в дверь черного хода. А через секунду чекисты уже вор
вались на кухню.
Ц Как же ему удалось с узлом одежды, так быстро и бесшумно? Ц спрашивал Н
икита бабушку Аню, когда она в сотый раз рассказывала ему эту историю.
Ц Не знаю. Очень жить хотел, Ц отвечала бабушка. Никита лет с десяти пыта
лся повторить ловкий трюк поручика. Приставлял стремянку к окну ванной к
омнаты. Только в четырнадцать удалось подтянуться, перевалиться через о
кно и, зажмурившись, спрыгнуть на кухонный пол. Няня Надя, жарившая картош
ку на плите, закричала как резаная и стала быстро, мелко креститься. Никит
а спрыгнул неудачно, подвернул ногу, порвал связки. Если бы поручик Серге
й Соковнин спрыгнул также, его бы уже через полчаса расстреляли.
Никита загасил сигарету, достал из ящика с инструментами пассатижи и при
нялся откупоривать забитую дверь черного хода. Гвозди успели проржавет
ь и намертво вросли в стену. Спасибо, что десять лет назад мама отказалась
от разумной идеи заложить дверь кирпичом. С черной лестницы воняло, в ква
ртиру лезли тараканы и даже крысы забегали иногда. Но ленивые рабочие, ко
торые делали ремонт, убедили маму, что довольно будет просто забить двер
ь и задвинуть чем-нибудь тяжелым. Спасибо ленивым рабочим. Квартира прев
ратилась бы сейчас в мышеловку. Впрочем, тогда он бы и не поехал домой посл
е стрельбы.
А куда бы он поехал без денег, без документов? Куда, интересно, ему деватьс
я потом, когда он откупорит дверь, когда придется удирать через вонючий ч
ерный ход, через чердак, перепрыгивать с крыши на крышу, как восемьдесят л
ет назад поручик Соковнин?
…В четырнадцать, когда порванные связки срослись, Никита повторил трюк,
от начала до самого конца. Даже время засек. Ровно три с половиной минуты.
Самое неприятное Ц перепрыгнуть с крыши своего дома на соседнюю. Высота
двенадцать метров. Расстояние между крышами не больше полуметра. Главно
е вниз не глядеть. Главное представить, что за тобой гонятся люди с «наган
ами» в кожаных куртках. И ты очень хочешь жить.
Сейчас ему не четырнадцать, а тридцать восемь, и ничего представлять не н
адо. Все так и есть. Люди в кожаных куртках. С автоматами. И жить очень хочет
ся…
Он до крови изодрал пальцы, выдергивая ржавые гвозди. Дверь наконец подд
алась. Пахнуло застарелой плесенью и кошачьей мочой. Черным ходом перест
али пользоваться в двадцать седьмом году, когда всемирно известный опер
ный баритон Николай Ракитин вернулся с семьей из эмиграции, купившись на
уговоры советского правительства. Баритону предоставили его собствен
ную квартиру в Москве. Выселили прочих коммунальных жильцов, сломали пер
егородки. Председатель «квартактива» дворничиха Пронькина долго еще г
розила подпалить проклятую буржуазию.
Прадед Никиты хотел петь по-русски, на сцене Большого театра. Николай Пав
лович Ракитин надеялся как многие тогда, что большевики долго не протяну
т Ц К тому же всемирная слава изрядно поблекла в холодном сером Берлине.
Для немцев петь было скучно. Хотелось прадеду-певцу домой. Родину любил. Д
аже такую, вымазанную до макушки совдеповским дерьмом.
Потом ему пришлось своим глубоким баритоном исполнять партийные марши
и гимны, солировать в хоре.
А соколов этих все люди узнали, Первый сокол Ленин, второй сокол Сталин…

Пришлось петь перед «Самим», почти наедине, в небольшом кабинете, в прису
тствии нескольких приближенных, которые казались скорее призраками, че
м живыми людьми на фоне широкоплечего коренастого Хозяина. От Хозяина ис
ходил жар. Нехороший, дурно пахнущий жар, как от кастрюли, в которой варитс
я несвежее мясо. Николай Павлович рассказывал жене, дочери и сыну шепото
м в ванной, включив воду, о глубоких безобразных язвинах на серых щеках, о
желтых глазах, волчьих или тигриных, о коротконогой, как обрубок, фигуре в
простом кителе и кавказских мягких сапожках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23