По сравнению с теми, чьи расчлененные те
ла кипят в этом котле, Маша Григорьева устроилась вполне сносно.
Она развернула один из пыльных плакатов, постелила на занозистый рыжий п
ол у батареи. На плакате толстощекий мальчик увлеченно поедал бутерброд
с колбасой. Красная крупная надпись под мальчиком гласила: “Школьные зав
траки Ц дело серьезное, вам поскорее помогут они вырасти умными, сильны
ми, взрослыми, так как полезны и очень вкусны!"
Старая бумага противно шуршала, обдавая пылью. Сквозь оконные щели сильн
о дуло. Маша обнаружила, что оба шпингалета, верхний и нижний, сломаны, зак
рыть окно плотней невозможно. Она уселась на корточки на плакат, обхвати
в руками плечи и прижавшись спиной к батарее. Жестко, неудобно, но все-так
и немного теплей.
Лесная школа занимала старинное трехэтажное здание, до восемнадцатого
года бывшее усадьбой купцов Дементьевых, владельцев деревни Язвищи. Куп
цы строили себе дом два века назад добротно и красиво, в стиле раннего кла
ссицизма. Дом стоял на холме, окруженный яблоневым садом. Дальше простир
ались поля, отороченные у горизонта тонким черным кружевом леса. В тишин
е ясно слышался гудок электрички. Сыпал снег, крупный, липкий, первый снег
1985 года.
Постепенно снегопад превратился в настоящую вьюгу. Ветер выл все громче
. Под его порывами хлипкая оконная рама трещала, тихо и грустно позванива
ло стекло. Маша взглянула на маленькие наручные часы, папин подарок. Она н
икогда не расставалась с ними, не снимала даже в ванной. Они были водонепр
оницаемые.
Десять минут первого. Сейчас должна прийти Франкенштейн. Она же не может
оставить здесь ребенка до утра. Это все-таки санаторий, а не колония для м
алолетних преступников.
Глаза слипались. Съежившись у батареи, Маша натянула рубашку на колени, п
очти согрелась и даже задремала. Сквозь тонкую зябкую дрему она думала о
том, что ее родной отец ни за что не сел бы за руль пьяным, как это сделал отч
им, который разбил уже третью по счету машину. Он привык, что ему все дозво
лено. Стоит ему высунуть свою популярную физиономию из окошка, и гаишник
и, вместо того чтобы штрафовать, отдают честь. Ни у кого в Машином классе н
ет дома видеомагнитофона, никто не отоваривается в “Березке” на Большой
Грузинской. Маша только и слышит: “Вчера видели твоего папу по телевизор
у… В последнем “Огоньке” твой папа на обложке”. Она уже устала повторять,
что никакой он не папа, а отчим.
Ее родного отца зовут Григорьев Андрей Евгеньевич. Они с мамой развелись
, папа сейчас где-то за границей, по работе, но это ничего не значит. Маша ни
когда не станет дочерью нового маминого мужа, народного артиста, лауреат
а всяческих премий, и отчество свое ни за что не изменит, и фамилию его зна
менитую ни за что не согласится взять. Это только для телеэкрана и журнал
ьных обложек он такой классный. А на самом деле он надутый индюк, самоувер
енный болван и пьяница. То, что он рискует собственной жизнью, Ц его личн
ые трудности. Но жизнью Машиной мамы он не имеет права рисковать, придуро
к несчастный.
То ли ветер выл слишком громко, то ли Маша правда уснула, но скрежета ключа
в замочной скважине она не услышала. Дверь открылась с легким скрипом, и т
ут же закрылась. Ключ повернулся в замке, уже изнутри. Маша проснулась отт
ого, что какая-то липкая холодная гадость прикоснулась к ее лицу. У рта чт
о-то металлически звякнуло. Она распахнула глаза, хотела крикнуть, но не с
умела. Рот ее был заклеен широким куском лейкопластыря. Напротив нее сид
ел на корточках худой ободранный мужчина неопределенного возраста. Он с
мотрел на Машу и улыбался. Зубы у него были редкие, кривые и какие-то рыжие,
череп обрит наголо. Даже глаза у него были лысые, ни бровей, ни ресниц. Под б
урой телогрейкой виднелась мятая фланелевая ковбойка в красную клеточ
ку.
Он мог показаться сумасшедшим, если бы не внимательный спокойный взгляд
, взгляд разумного существа, возможно, даже более разумного, чем Маша. Он с
мотрел на нее с радостным любопытством исследователя, как орнитолог на д
вухголового воробья.
Плотная трикотажная ночнушка была натянута на колени. Кисти рук скрещен
ы и спрятаны в длинных рукавах. Получалось, что Маша самое себя связала, и
не могла двинуться. При первой же попытке высвободить руки лысый легоньк
о уперся ножницами в ее шею и отрицательно помотал головой. Ножницы медл
енно поползли от шеи вдоль щеки к глазам, длинные блестящие лезвия раскр
ылись и тут же закрылись, выразительно щелкнув. Он продолжал улыбаться. У
него воняло изо рта. Не перегаром, он не был пьяным. Он был даже слишком тре
звым. От него исходил ни с чем не сравнимый смрад. Наверное, именно так вон
яли зомби из “Ночи живых мертвецов”. Маша однажды сдуру посмотрела этот
ужастик по видео, от начала до конца, и сколько потом ни убеждала себя, что
это всего лишь фильм, не могла спать целую неделю.
На секунду ей пришла в голову утешительная мысль, что лысый урод в ватник
е ей снится. Просто в мозгах засело, как заноза, впечатление от американск
ого ужастика. Она вообще чрезвычайно впечатлительная, и впредь с этим на
до считаться, выбирая для себя фильмы и книги.
Но лысый в ватнике был слишком отчетлив для сновидения. Он вонял мертвеч
иной, адом, кошмаром. Ее затошнило. Она подумала, что, если сейчас вырвет, он
а захлебнется насмерть, потому что рот у нее заклеен. Левая рука лысого ны
рнула под подол рубашки. Прикосновение влажных ледяных пальцев к бедру п
одействовало на Машу сильней, чем ножницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12