«Быстро, встав
ай, одевайся!»
Через три минуты Василиса опомнилась на лестничной площадке, двумя этаж
ами выше. Было четыре утра.
Она услышала, как внизу открылась дверь, как женский голос произнес: «При
вет. Ты здесь? А почему не позвонил?» Дверь быстро захлопнулась, Василиса п
обежала вниз, чтобы поскорей убраться вон отсюда, домой, но вспомнила, что
ее сумочка с деньгами, ключами и мобильным телефоном осталась в квартире
.
Пока она размышляла, что делать, дверь опять хлопнула. Явился Герман с ее с
умочкой. Заикаясь и не глядя в глаза, сообщил, что сейчас ей нужно ехать до
мой. Протянул сто рублей на такси. Она не взяла. Он спустился с ней вниз, по д
ороге бормоча грустную историю о свирепой начальнице, пожилой даме, с ко
торой ему приходится спать, иначе она его выгонит с работы, и он умрет с го
лоду. Внизу, рядом с его «Ауди», стоял красный спортивный «Пежо».
Ц Она забыла пакет с продуктами в машине, Ц объяснил Герман, глядя ввер
х, на окно офиса, Ц она сейчас в ванной, так что ты быстренько… Прости, я не
могу поймать для тебя машину, не успею, но здесь нормально, не опасно. Ц Он
даже попытался поцеловать ее и прошептал, что завтра позвонит.
Василиса еле сдержалась, чтобы не врезать ему по физиономии, и потом долг
о жалела, что не врезала.
Это было совсем недавно. Всего лишь неделю назад. А еще неделей раньше она
завалила экзамены в университет. Самое обидное, что даже не завалила. Про
сто ее мама легкомысленно мало заплатила нужному человеку.
Человек этот даже намекнул Василисе по телефону, накануне последнего эк
замена, что следует дать еще. Однако мама улетела в Испанию. Она служила гу
вернанткой в богатом семействе, воспитывала двенадцатилетнюю чужую де
вочку. Папа со своей новенькой женой и двумя новенькими маленькими детка
ми отдыхал в Греции.
Что противней, провал экзаменов или Герман с его пожилой начальницей, Ва
силиса не знала. Да это и не важно. Дня три она не вылезала из дома, под орущи
й телевизор валялась на своем коврике, смотрелась в кривое зеркало, пыта
лась читать, но строчки расплывались. Пыталась плакать, но тут же засыпал
а.
Наконец, проснувшись в очередной раз, вымыла голову, причесалась, оделас
ь и отправилась шляться по душной смутной Москве, не просто так, а с конкре
тной целью. Ей вдруг безумно захотелось купить себе на последние полторы
тысячи рублей коричневые джинсы-клеш. Но именно таких джинсов не нашла, у
стала, забрела в маленькое подвальное кафе на Гоголевском бульваре и поз
накомилась там с Гришей, а потом он познакомил ее со своими друзьями и при
гласил к одному из них на дачу, в итоге они оказались в этом страшном Берму
дском треугольнике.
«Я посплю капельку».
Она была уверена, что произнесла это вслух, но собственного голоса не усл
ышала. Рядом ревел мотор. Катер возвращался. Это был последний шанс позва
ть на помощь. Но шевельнуться и крикнуть казалось невозможно. Она вспомн
ила, как Гриша пугал всех симптомами отравления угарным газом. Слабость,
тошнота, головная боль. Иногда потеря сознания, вплоть до глубокой комы.

«Я капельку посплю».
Во сне она увидела Гришу. Он смотрел на нее живыми ясными глазами. Во сне о
на решила, что выкинет свое увеличительное зеркало. Она вполне четко уви
дела, как открывает ящик, достает зеркало в красивой золотистой рамке, см
отрится в последний раз, и там возникает ее лицо, вернее то, что осталось о
т лица. Черные дыры глазниц, оскаленный рот, клочья обугленной кожи…
Василиса сначала вскочила на ноги, а потом уж проснулась и почувствовала
жуткую, ни с чем не сравнимую боль. Секунду назад она дернулась во сне, вск
инула руку с воображаемым зеркалом, чтобы отбросить его подальше, и заде
ла тлеющий сучок мертвой, давно рухнувшей елки.
Наверное, она кричала. Но никакого звука не вылетело из ее горла. От этого
стало совсем страшно. Надо было бежать, идти, ползти, как можно скорей и ка
к можно дальше отсюда, пока хватит сил.

* * *

Оказавшись в крошечном гостиничном номере, Андрей Евгеньевич Григорье
в скинул ботинки и рухнул на целомудренно узкую койку.
«Надо встать, открыть чемодан, принять душ, почистить зубы. Хотя бы просто
раздеться и залезть под одеяло», Ц подумал он.
И тут же уснул.
В номере было тихо, как в пещере. Единственное окно выходило в глухой бето
нный колодец. Григорьеву приснилась московская квартира, в которой четв
ерть века назад он, молодой офицер КГБ, жил с женой и дочерью. Дочь Маша, сег
одняшняя, взрослая Маша, стопроцентная американка Мери Григ, сидела на д
иване, поглаживая белого кота Христофора Первого. Покойный кот уютно све
рнулся у нее на коленях и урчал, как деревенский мотороллер. Обстановка к
вартиры была воссоздана довольно точно, но тени расходились неправильн
о, в разные стороны, независимо от направления света. Зеркало стенного шк
афа отражало не книжные полки и угол дивана, а почему-то кухонный стол и р
азноцветные шарики люстры, которая висела за стеной, в соседней комнате.
Ни один из предметов не выдерживал долгого внимательного взгляда, подте
кал, оплывал и терял форму, как пластилиновая фигурка на горячей батарее.
Когда явилась Катя, жена Григорьева, мать Маши, погибшая в восемьдесят пя
том году, подвох стал очевиден. Катя была непомерно большая, в глухом розо
вом платье до пят. Ткань зыбилась медленными крупными волнами, предатель
ски подчеркивая, что там, под ней, пустота вместо тела. Катя курила толстую
сигару, чего никогда не делала при жизни. Аккуратные столбики пепла пада
ли на клетчатый черно-белый ковер, но не рассыпались, а превращались в шах
матные фигуры и выстраивались в исходную позицию для игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27