Осколки с грохотом хлынули на антикварный ко
мод, сбивая с него шкатулки, вазочки, статуэтки.
Первым опомнился полковник. Он встал, оглядел гладкую полированную дос
ку и покачал головой:
- Удивительно, как это раньше не произошло. Стекло держалось на нескольк
их каплях клея и даже не было закреплено рамой. Ну и халтура!
Генерал и генеральша сидели оглушенные, притихшие. Оксана кинулась в к
ухню за веником.
- Наталья! Не смей! - вдруг закричал Владимир Марленович так, что зазвенел
и подвески люстры. - Прекрати сейчас же! Я запрещаю тебе!
- Что, Володя, что ты мне запрещаешь? - испуганно прошелестела Наталья Мар
ковна.
- Думать об этом запрещаю! - у генерала тряслись щеки и вздыбился седой пу
шок на лысине. - Не верь! Глупости! Предрассудки! Бабье суеверие! Поняла?
Повтори!
- Да, Володенька, да. Я не буду, - тихо всхлипнула генеральша, - глупости, бабь
е суеверие.

***

Настал день, когда костыли сменили на палку, выдали кроссовки и спортив
ный костюм. Сергей впервые вышел на свежий воздух и, опираясь на палку, про
шагал около сотни метров по узкой асфальтовой тропинке вдоль бетонного
забора. Забор был высокий, по верху шло три слоя колючки. За деревьями Серг
ей заметил четыре новеньких финских домика. Сам госпиталь представлял с
обой трехэтажную кирпичную коробку. Рядом стояла точно такая же коробка
, но украшенная антеннами и тарелками спутниковой связи.
Кругом был лес, он потихоньку оживал, наливался зыбким обманчивым тепл
ом и бледными предвесенними красками. Земля все еще была покрыта мутной
зернистой коркой старого снега. На редких подсохших проталинах, как испу
ганные призраки, дрожали под ветром мертвые стебли прошлогодней травы. Д
ни были еще по-зимнему ледяные, мрачные, но по утрам и в сумерках проясняло
сь, выплывало солнце, и Сергей вскидывал к нему лицо, закрывал глаза, жадно
ловил первые теплые лучи.
Совсем близко слышался мерный гул электрички, и ему стало казаться, что
секретный объект за бетонным забором значительно ближе к Москве и вовсе
это не граница области. Но он уже знал, что никого ни о чем нельзя спрашива
ть, и привык молчать.
С каждым днем он чувствовал себя все лучше. Отправляясь на утренние про
гулки, он стал забывать палку. Он удивительно быстро шел на поправку. Вско
ре прогулки сменились пробежками. Из госпитального бокса его переселил
и в финский домик, где кроме него жило еще пять человек, каждый в отдельной
комнате.
Знакомясь, они называли свои имена, но не сообщали фамилий и званий. Серг
ей знал, что ребята эти кадровые офицеры ФСБ и здесь просто отдыхают, попр
авляют здоровье после ранений.
Вместе со всеми Сергей качал мышцы на тренажерах, стрелял в тире, бегал,
прыгал, парился в сауне. Он изматывал себя физически и старался не думать
ни о прошлом, ни о будущем. Но однажды ночью он проснулся в холодном поту о
т собственного крика и обнаружил, что уже не лежит на койке под одеялом, а
стоит посреди комнаты и рука его занесена для смертельного удара. Еще се
кунда, и он расшиб бы ребром ладони деревянную раму приоткрытого окна. Ок
но поскрипывало от легкого ветра, в стекле причудливо отражались тяжелы
е сосновые ветви, подсвеченные полной луной.
Ему приснилось, как у него на глазах пытают старлея Колю Курочкина. До ут
ра он больше не мог сомкнуть глаз. За завтраком он косился на соседей, ожид
ая, что кто-нибудь спросит, чего это он орал во сне и скакал по комнате. Но ни
кто не спросил.
День начался и продолжился, как обычно. Сергей старался измотать себя т
ренировками, но, качая мышцы, обливаясь потом, он вдруг ясно услышал голос
капитана Васи Громова. Вася хрипло напевал блатную песенку: "Скольких я з
арезал, скольких перерезал, сколько милых душ я загубил..." В последнюю нед
елю плена капитан Громов постоянно бормотал что-то. Насупившись, деклами
ровал стихи Некрасова, которые учил в младших классах школы, иногда мате
рился уныло и невнятно, а то начинал молиться, так горячо и жалобно, что, ка
залось, Господь не мог его не услышать.
Капитана Громова уже не было на свете, но хриплый голос жил. Сергей слыша
л его отчетливей, чем голоса офицеров, находившихся рядом с ним в спортив
ном зале. Он продолжал качать пресс, он заставил себя не зажимать уши, не з
акрывать глаза и не орать, как смертельно раненное животное. Он молча, сос
редоточенно качал пресс.
Дело не в крови, которая била пульсирующей струей из перерубленных арт
ерий, и даже в хрустящем, крякающем звуке, который сопровождал падение то
пора на оголенную шею. Да, кровь долго еще стояла темно-красной пеленой пе
ред глазами, и звук стоял в ушах несколько недель, но дело в другом. Лицо че
ловека, казнившего сначала старлея Курочкина, потом капитана Громова, бы
ло строгим и сосредоточенным, как если бы он рубил дрова и боялся попасть
себе по пальцам.
Он старался казнить правильно. Красиво. Он щеголял мастерством, размер
енностью, точностью движений. Зрителей было много. Собрался весь отряд, ч
тобы посмотреть.
Принесли видеокамеру и все засняли.
Они вообще любили снимать. Не только пытки и казни, но самих себя - как они
едят, как тренируются, как празднуют свои праздники, жарят шашлык из моло
дого барашка, как молятся перед боем, перед пытками, перед сном.
Сергей медленно, тяжело подтягивался на турнике и еще медленней опуска
лся, десять раз, пятнадцать, двадцать. Глаза были залиты потом, и в радужно
й соленой пелене возникло лицо человека, который казнил старлея и капита
на.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24