Интересно, сколько молодой коллега заплатил за это главному? Но ещё интересней, какую сумму Иванов по матери планирует отстегнуть для неё? Судя по всему, пока он настроен на халяву. Они оба, умные, трезвые, деловые мужики, считают её идиоткой. Ну что ж, флаг им в руки.
Впрочем, наверное, сын олигарха не исключает варианта, при котором она заговорит о деньгах. Если она сейчас спросит «сколько», он назовёт сумму. Но сам не предложит ни за что. Зачем же предлагать, когда не спрашивают? Он ведь умный. Вдруг она, учёная дура, согласилась бы поработать на него бесплатно, из чувства профессиональной солидарности?
— Герман Яковлевич, а почему бы вам самому не помочь молодому коллеге выстроить генеральную линию? — спросила она вкрадчиво.
— Оля, ну вы же знаете, я администратор. Я давно не занимаюсь ни наукой, ни практикой. К тому же у меня совершенно нет времени.
— А у меня есть, — она широко улыбнулась, — у меня куча времени, я просто не знаю, куда его деть. Я готова помочь молодому коллеге в работе над диссертацией. Я готова сделать это бескорыстно, бесплатно. Он станет доктором наук и будет лечить больных. Психиатрия — это, конечно, не хирургия, на столе он никого не зарежет…
— Нет-нет! — перебил её главный и даже руками замахал. — О лечении больных речи не идёт, разве можно? За кого вы меня принимаете, Оленька?
— Что вы этим хотите сказать? — Иванов по матери опомнился, вышел из своей сытой спячки и вытаращил кукольные глаза.
Главный густо покраснел, закашлялся, стал суетливо искать платок. Потом сморкался долго и громко, бормотал что-то о весенней простуде, наконец пришёл в себя и произнёс важным низким голосом:
— Егор Петрович в будущем намерен заниматься исключительно научно-исследовательской и преподавательской работой. — Он вытер вспотевшее лицо и так преданно улыбнулся Иванову, что Олю затошнило.
«Вот и будешь ты до старости ездить на метро, ибо твоя машина уже труп, жить в тесноте, экономить на электричестве, на еде, на одежде, — сказала себе Оля, — конечно, так и будешь. Твоя беда не в том, что ты сейчас собираешься этих двух умных мужиков вежливо послать в задницу. Просто в научном мире так всё устроено. Человек, который способен самостоятельно написать диссертацию, почему-то никогда не становится богатым. Шикарные машины, квартиры, дома и прочие радости достаются тому, кто способен заказать себе сначала кандидатскую, потом докторскую. И ни разу не покраснеть».
— Извините, мне пора. Всего доброго. — Она встала и вышла из кабинета.
Они ничего не ответили. Она не сомневалась, что, как только за ней закрылась дверь, сын олигарха грязно выругался в её адрес, а главный стал услужливо предлагать ему других бесплатных учёных идиотов.
«Зато здесь не приходится работать с маньяками, насильниками, серийными убийцами», — утешалась Оля, пока бежала через больничный сквер к своему отделению.
* * *
Борис Александрович говорил с Женей Качаловой в среду. В четверг она не пришла в школу, пятницу тоже пропустила. В воскресенье Борис Александрович решился набрать номер её мобильного. В трубке слышался грохот, смех. Она сказала, что не может сейчас говорить и перезвонит позже. Он ждал. Она не перезвонила. Он ещё раз набрал номер.
— Ну, ладно. Хорошо. Давайте в половине десятого в скверике за казино. Знаете, где это?
До сквера было десять минут неспешным шагом. Но собираться он начал за час. Все у него валилось из рук.
«Боря, ты решился ступить на чужую территорию», — произнёс тихий печальный голос жены, когда он наткнулся взглядом на её фотографию.
«Боренька, там нет понятий добра и зла. Там все дозволено. Остановись. Никуда не ходи. Ты там чужой и не знаешь, что может с тобой случиться» — это шептала мама. Он смотрел на двойной портрет и думал, что просто сходит с ума.
Женя опоздала на пятнадцать минут. Он увидел её издали и ещё раз отметил, что она выглядит значительно младше своего возраста. Больше двенадцати не дашь. Курточка, джинсы, сапожки. Наверное, все это ей покупала мать. Издёрганная, длинная, болезненно худая женщина. Бывшая жена эстрадной звезды. Всезнающие учительницы говорили, что у Качалова около дюжины бывших жён и детей.
— Ну я вас слушаю. Только, пожалуйста, если можно, быстрей. У меня очень мало времени.
— Женя, как, почему это с тобой случилось? Тебя заставили? Кто-то угрожает, шантажирует? Тебе нужна помощь?
— Я не понимаю, о чём вы? Я… вы…
Она, кажется, волновалась ещё больше него, говорила очень тихо, всё время нервно облизывала губы и вдруг выпалила:
— Борис Александрович, вы уже проверили сочинения? Там…
— При чём здесь сочинения? Нет. Твоё я ещё не проверял.
Где-то рядом просигналила машина. Два коротких гудка, один длинный.
— Да? Точно? — Она как будто вздохнула с облегчением и тут же спохватилась, взглянула в сторону невидимой машины. — Я, понимаете… Я сейчас ужасно спешу… Борис Александрович, простите. — Она хотела убежать, но он взял её за локоть.
— Женя, ты снимаешься в детском порно.
— Что? — она вырвала руку, отпрянула.
— Ты меня отлично поняла. Я видел тебя. В Интернете сайт порнографа Марка Молоха.
Гудки повторились. Два коротких, один длинный. Женя посмотрела туда, где просвечивали сквозь голый тёмный кустарник огоньки фар. Она топталась на месте, нервно, нетерпеливо, как стреноженный жеребёнок.
— Вы с ума сошли. Вы обознались. Это полный бред. Слушайте, а вы что, лазаете по порносайтам? Вам это интересно?
Они так стояли, что фонарный свет бил ему в глаза. Он не мог видеть её лицо. Но голос звучал гадко, визгливо. Она, конечно, нервничала и дико злилась.
— Нет, Женя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25