Не удержался - оглянулся назад.
Полина не отрывала от него глаз, крепко вцепившись в перила.
Странно… Вроде ничего в ней за последние три года не изменилось.
То же упитанное тело, те же маленькие глаза, игрушечный ротик и носик
на большом лице, спрятанные под черный платок волосы. Именно такую
девушку три года назад привез ему отец, боярин Василий Лисьин, сказав,
что она станет женой Андрея. Ибо так он уговорился с князем Друцким,
ибо это полезно для застарелой тяжбы и семейных дел, ибо так будет
почетно для всего рода Лисьиных и будущих детей. Андрей пошел под
венец, потому что так было нужно - и не искал ничего большего.
Странно… Вроде ничего в ней не изменилось. Но теперь Полина казалась
ему красивейшей из женщин. И он не поменял бы ее ни на кого на всем
белом свете.
Зверев вскинул руку, после чего решительно дал шпоры коню и
отпустил поводья, срываясь в стремительный галоп. Несколько минут - и
крыльцо скрылось из глаз. Князь нагнал холопов, опередил их по краю
дороги и помчался вперед. Перемахнув холм, на котором широко
раскинулось ничем не огороженное Запорожское, Андрей углубился в лес и
только здесь чуть подтянул поводья, давая знать гнедому, что можно
замедлить шаг. Спустя мгновение рядом оказался Пахом, тоже перешел на
рысь.
- Тяжко, Андрей Васильевич? Понимаю, тяжко. Вот гляжу я на тебя,
иной раз и завидно становится счастью такому, самому хочется бабу
ладную выбрать, детишками и хозяйством обзавестись, остепениться. Да
токмо дело наше служивое, половина жизни в походах. Каково же это - с
кровинушками родными расставаться? Помыслы, что ни час, о них будут.
За себя бояться начнешь, дабы сиротами их не оставить. Страшно, как бы
без тебя чего не случилось. Помыслишь, погадаешь - да и махнешь рукой.
Уж лучше вовсе ничего не иметь, нежели так маяться.
Дядьке, который двадцать лет назад принял из рук боярина совсем
еще несмышленого младенца, чтобы не отходить от него ни на час всю
оставшуюся жизнь, который научил барчука стрелять из лука, держаться в
седле, рубиться саблей, который прикрывал его во всех битвах - дядьке
позволялось многое. Поэтому Зверев не рассердился за такое
панибратство со стороны старого холопа, а лишь покачал головой:
- Что же ты об этом батюшке не сказал, когда он Полину для меня
сватал? И не было бы у меня сейчас никаких проблем.
- Ты, княже, дело другое. На тебе род держится. Любо, не любо, а
сыновей родить изволь, хозяйку для усадьбы приведи, дабы без тебя за
имением доглядывала. Как же иначе? Что дозволено холопу, то боярину
невместно.
- Вместно, невместно… Коли уж жить, лучше с любимой и желанной.
- А коли расставаться?
- Поговори у меня, Пахом. Вот возьму и женю! Что делать станешь?
- Не женишь, княже, - покачал головой дядька. - Зачем тебе такая
морока? Мы люди ратные, каженный день под Богом ходим. Зачем тебе
вдовы лишние и дети-сироты при хозяйстве? Холоп, он тем и хорош, что
об нем слезы проливать некому, коли в сече сгинет. Один сгинет -
другой в закуп придет. Как и не случилось ничего.
- Страшные вещи говоришь, Пахом. О живых людях ведь, не о барашках
жертвенных. Вон, сзади скачут. Полтора десятка… Веселятся чему-то,
оболтусы.
- Так не им сказываю, княже. Тебе о сем напоминаю. Хотелка у
отроков наружу лезет, о девках только и мыслят. Выбирают. Так и ты
помни, княже. Женатый холоп - уже не ратник. Коли живой - не о службе,
о доме помнит. Коли мертвый - вся семья его обузой при хозяйстве
становится. Баловать пусть балуют, от того, окромя пользы, никакого
вреда. А жениться им нельзя, невместно. Как бы ты, княже, со счастием
своим и других не захотел милостью одарить, любовь брачными узами
укрепить. Не нужно этого холопам. Никак нельзя.
- Экий ты… прагматичный, - усмехнулся Зверев. - Может, в ключники
тебя назначить? Или приказчиком…
- Не, княже, не согласен, - замотал головой Пахом. - Мое дело
холопье: в драке не струсить да серебро вовремя пропивать. А про мой
хлеб, мою одежу и дом пусть у боярина голова болит. На то он хозяин и
есть.
- Умеешь устроиться, дядька.
- Мне горевать не о чем, княже. Добра не нажил, однако же радостей
в судьбе моей куда боле случалось, нежели горестей. Коли стрела
басурманская завтра догонит, рухлядь ведь все едино с собой не
заберешь. А душа радостная - она легче. Прямиком в райские кущи и
вознесется.
- Я тебе вознесусь! - погрозил ему пальцем Зверев. - А кто холопов
молодых ратному делу учить станет? Девки дворовые?
- Ну коли не велишь, - пригладил голову Пахом, - тогда обожду.
Куда ныне скачем, Андрей Васильевич?
- Государь о клятве осенней напомнил. Пора исполнять.
- В Москву, стало быть? Через Луки Великие поскачем?
- Луки? - не понял князь.
- Ну в усадьбу батюшкину завернем? - напомнил холоп. - Как всегда?
- В усадьбу? - Андрей прикусил губу.
Если для Пахома его частые поездки в имение бояр Лисьиных
выглядели как встречи с родителями, то сам Зверев в первую очередь
вспоминал про Лютобора - старого колдуна, затянувшего его в эту
древнюю эпоху, но обещавшего вернуть обратно и даже поделившегося
частью своих магических знаний. Скоро полнолуние. Значит, можно
попытаться вернуться к себе, в двадцать первый век. В уютную
квартирку, к компьютеру и телевизору, к теплому душу, мороженому и
полной безопасности…
- В крохотную хрущовку, - тихо поправил сам себя князь, - в
школьный класс, к маминым понуканиям и поролоновому матрацу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15