Затем последовали несколько поединков без щита, еще несколько - с
ножом против сабли и с кистенем против Пахома. Старый воин,
естественно, одолел - но дядьке пришлось-таки изрядно попотеть. - Все,
обед, - наконец решил князь. - Пахом, как поедите и отдохнете, заставь
этих оболтусов с бердышом потренироваться. Чтобы работали железом без
запинки, а не думали над каждым ударом, как с рогатинами. - Нечто с
рогатинами пешими дерутся, Андрей Васильевич? Ими с коня нехристей
колют. - А я про копья ничего и не говорю. Пусть к бердышам привыкают.
Илья, ну-ка принеси пару ведер от колодца. А ты, Изя, помоги железо
все снять. Я мокрый, как в парилке. Потом в светелку все отнесешь,
понял? - Сделаю, княже, - поклонился поморянин. - Ну так помогай!
Сполоснувшись ледяной колодезной водой, Андрей ушел к себе и
переоделся уже по-княжески: в сиреневую атласную рубаху, тонкие
лайковые штаны, шитую золотом ферязь. Опоясался ремнем без сабли,
только с ложкой, сумкой и ножами, и отправился в трапезную. К его
удивлению, здесь все еще отсыпались несколько вчерашних бояр, а стол
так и не убрали. - Везде дворня одинакова, - поморщился Зверев. - Как
хозяин за дверь, так и они на боковую. Ничего без окрика не делают.
Князь отрезал себе несколько ломтей холодной белорыбицы, закусил
ветчиной и солеными рыжиками, запил квасом и, не тревожа уставших
гостей, ушел прочь. Зная, что князь Сакульский каждый день, вскоре
после обеда, пешим отправляется в город, хозяйские холопы даже не
предложили ему оседлать коня. Андрей сбежал по ступеням, пересек двор
и оказался на мощенной дубовыми чурбачками улице. Сердце его уже
колотилось от предвкушения встречи, душа пела, в животе появился
легкий холодок, а ноги сами собой все ускоряли и ускоряли шаг. Полчаса
- и он увидел впереди белостенную Успенскую церковь, крытую паперть,
ведущие к вратам ступени. Глаза заскакали по нищенкам, нашли Ксению,
что успела получить за последний месяц только с него не меньше гривны
серебра, но продолжала побираться несчастными медяками. Сводня тоже
заметила князя, глаза ее округлились, она замахала руками - но вовремя
спохватилась, превратила взмахи в торопливые крестные знамения, низко
склонилась и, выйдя из череды попрошаек, направилась в сторону узкого
переулка за храмом. Зверев нагнал ее только за поворотом - старуха
шарахнулась к чьему-то тыну, в густые заросли горько пахнущей
серебристой полыни, испуганно закрестилась: - Свят, свят, не видел
никто! - Чего не видел, Ксения? Пошли, хватит зелень топтать. - Куда
пошли, касатик?! Муж к зазнобе твоей приехал, князь Петр… - Что?! -
Андрею показалось, что внутри живота оказался рыболовный крючок и
неведомый удильщик с силой дернул снасть, безжалостно раздирая потроха
своей добычи. - Какой муж?! - Князь Петр, воевода Путивльский. Ныне
они с княгиней аккурат молебен за благополучное возвращение стоят. -
Черт! - схватился за голову молодой человек. - Я и забыл. Как же
теперь… Все… - Она-то, милая, прямо бледная вся, не хочет с тобой
расставаться. Аж всплакнула, когда двугривенный мне кидала. Шепнула, к
жене тебе ехать надобно. Деять, о чем сговаривались. - О чем
сговаривались?! - не понял Андрей. - Про то княгиня не сказывала.
Милостыню бросила, два алтына, да пока рядом стояла, перекрестилась,
пару слов лишь шепнуть успела. Сказывала, тоскует без тебя, да про
жену еще. - Вот, черт! - Зверев зло сплюнул, чуть отступил, глянул в
сторону храма. - Ой, не ходи туда, касатик! Князь Петр увидит,
неладное почует. Зело ревнив князь да буен во гневе. Побьет милую
твою, как есть убьет. - Он надолго, Ксения? Когда уедет? - Вестимо
надолго, сокол ясный, - покачала головой попрошайка. - Во такую даль
рази на день-другой поскачешь? Месяц-другой всяко пробудет. Может,
более. Коли государь на службе оставит, конечно. А то и в имение свое
с женой отъехать может. - Куда?! - схватил ее за плечо Андрей. - Ой,
больно, больно, пусти! - взвыла Ксения. - Пусти, не виноватая я, он
сам приехал! Откель мне знать, сколь его тут государь продержит? За
службу князя все хвалят. Мыслю, назад пошлют, на воеводство. Да и сам
он на покой не просится. - Черт! - Зверев прикусил губу. - А ты езжай,
езжай касатик, - ласково попросила попрошайка. - Чего округ ходить? А
ну на глаза князю попадешься? Токмо хуже будет. Съезжай пока с Москвы.
Нечто дел у тебя иных нет, кроме как тут сидеть? Имение свое навести,
приказчика проверь. Без хозяйского глаза оно знаешь как бывает… А
возвернешься - зазноба твоя, глянь, и опять свободна окажется. Ох, как
милуется после разлуки долгой, - завистливо покачала она головой, -
ой, сладко милуется… - Два месяца! Два месяца его Людмила -
единственная, желанная, ненаглядная - будет принадлежать какому-то
старому хрычу, будет находиться в его лапах, в его власти, в его
постели… - Черт! - Андрей с силой ударил кулаком в тын. Сводня
испуганно втянула голову в плечи, оглянулась, закивала: - А ты бы в
кабак какой зашел, меда хмельного выпил, гусляров послушал, на
скоморохов потешился. Глядишь, сердечко-то и отпустит. Да и отъехал от
греха с Москвы. Кабы не сотворил чего сгоряча… Токмо хуже милой своей
сделаешь. - Сама иди! Он снова, не чувствуя боли, врезал по тыну
кулаком, после чего развернулся и стремительным шагом вырвался на
улицу. Скользнул взглядом по храму, но к церкви не повернул - хватило
здравомыслия не затевать скандала. Вместо этого он, вернувшись на двор
боярина Кошкина, скинул ферязь и, отогнав потного подворника, принялся
злобно колоть недавно привезенные из леса полусырые ольховые чурбаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15