Кабы знали о ней крестьяне, батюшка здешний,
боярыня - быстро бы кол осиновый для упыря заточили али митрополиту
колдунью передали. Мыслю, все окрест ее простой девкой считали. Потому
и в историю нашу, княже, не поверят. И убил ты ее не в лесу, не на
проезжем тракте, а в боярском доме. Да еще голую и в постели. Посему и
татем ее назвать нельзя. Кто же поверит? Голая девка - и тать! -
Ч-черт! - До Андрея дошел весь неприглядный смысл ситуации. Приехал
гость, остался в доме, а ночью девицу, с которой в постели ласкался,
взял да и зарезал. Как иначе все это объяснишь? - Коли холопка, то
откупиться можно. Авось, сговоримся с хозяйкой, - почесал в затылке
Пахом. - А коли не раба… Дальше можно было не объяснять. На Руси закон
исстари считал всех людей равными - кроме пленников и рабов,
естественно. Даже закупные люди, ярыги, отданные за долги «головой»,
защищались от произвола господина. Пороть за нерадивость - пожалуйста.
А убить или продать - не моги! Родовитый князь за душегубство отвечал
той же мерой, что и простой кожемяка. Нет, конечно, знатные бояре были
все же немного «более равными», нежели черные людишки. То, за что
смерда без разговоров вздергивали на осине, для князя могло обойтись
ссылкой, а то и вовсе штрафом. Но об том еще уговариваться надобно, на
милость воеводы и государя надеяться, в ножки кланяться, просить… И
еще не обязательно, что обойдется. Да даже если и обойдется - как
потом всю жизнь с такой славой жить? Палач постельных девок! В глаза
ведь никому не глянешь, совестно. - Может, вытащить ее, пока темно, да
схоронить где в укромном месте? - Не выйдет, княже. Нашумим, больно
груз тяжелый. Выглянет кто, заметит, догадается. Да и мест укромных мы
окрест не знаем. А как их среди ночи найдешь? Вот что, княже. А давай
дом запалим? Огонь, он все следы намертво заметет. - С ума сошел? На
сеновале куча народа. И наши, и здешняя дворня. Как полыхнет - они
ведь все сгорят, и мяукнуть не успеют. - Дык, упредим. Выскочим,
кричать будем. - Рано выскочишь - потушат. Поздно - сгорят. Тут ведь
много не надо. Искорка одна через потолок просочится - сено враз
займется, не хуже пороха. - Что же делать тогда, Андрей Васильевич?
Нечто из-за нежити поганой на дыбу идти, род свой позорить, муку
терпеть? Знаю! Скажу, я убил, княже. Я уж свое отжил. - Заткнись,
Пахом, - повысил голос Зверев. - Совсем уж глупость несешь. Нежить не
жалко, а вот за тебя меня и вправду совесть до гроба жрать станет.
Нет, Пахом, так дело не пойдет. Оба с чистыми руками уедем. - Окно! В
окно вытолкать можно! - Остынь, дай подумать. - Чего там думать? Что
пузырь порвем - так покаемся. Дескать, случайно. А шума на улице никто
не услышит. Нет там ныне никого, по домам спят. - А что потом делать
станем? Сам говорил, укромного места ночью не найти. Если же утром
тело заметят, быстро догадаются, что к чему. И про окно вспомнят, и
следы наверняка снаружи останутся. Ты это… Ляг, заснуть попытайся. А
я, может, чего и придумаю. - Нечто теперь заснешь? - Ну так хоть
помолчи немного! Холоп открыл было рот, но ничего не ответил. Сел на
лавку, глядя на голову с пустыми зелеными глазами, причмокнул: -
Девка-то ладная. И чего ей не хватало? - Кто знает, Пахом? - глядя в
пол, почесал кончик носа Зверев. - Может, ей просто не повезло…
Давай-ка ты ложись. Есть у меня одна идея. - Да все едино не засну,
Андрей Васильевич! - Не хочешь, не спи. А в шкуру завернись. Не стоит
тебе видеть того, что тут произойдет. - Опять Лютоборовым чародейством
баловаться станешь, княже? - недовольно буркнул холоп. - Ох, не
доведет оно тебя до добра. Сгубишь душу свою на веки вечные, в огне
адовом гореть станешь! - Лучше быть живым колдуном, чем мертвым
праведником, Пахом. Все, отвернись. Дядька, мотнув головой, забрался
за постель, накрылся шкурой, а князь Сакульский затушил одну из
свечей, другой начертал в воздухе пятиконечную звезду - древний знак
холода, смерти и потусторонней силы. - Лягу в час полуденный,
отвернусь от солнца ясного. Лягу во глубоком погребе, во черной яме,
во сырой земле, - негромко заговорил он, продолжая огненным пером
выписывать символы черных сил. - Поднимусь я в ночи темной, поклонюсь
мертвой полуночи, назову имя заветное. Поклонюсь богине Срече ночной,
поклонюсь богине Маре холодной, а тебе славу вознесу, Чернобог
могучий. Осени меня своею силой, накрой меня дланью своею, назови меня
своим пасынком, прими от меня дар кровавый. Пусть придут слуги твои
верные: змеи болотные, крысы земляные, мыши подвальные. Пусть придут
рохли чердачные, кикиморы печные, криксы водяные, черви могильные.
Пусть все придут, кто имя твое славит. Пусть радуются моему угощению,
пусть возносят милость твою беспредельную, пусть кланяются вечности
твоей темной, коей никто из смертных не минует… На несколько минут в
комнате повисла тишина. Ничего не происходило. Андрей, медленно впадая
в панику, облизнул пересохшие губы, снова схватился за свечу - но тут
наконец-то послышался шорох, деревянное похрустывание, по полу
застучали костяные коготки. От сундука к телу подбежала серая крыса с
голым хвостом в мизинец толщиной, принюхалась к розовому срезу между
плечами. Князь отвернулся, немного подождал, глянул снова. Возле тела
орудовали уже пять крыс и с десяток мышей. От такого зрелища Зверева
чуть не вырвало, он поспешно откинулся на перину и закрыл уши. Ему
тоже не следовало все это видеть и слышать.
Дар заката
Как ни странно, немного полежав на перине и поглядев в потолок,
князь таки заснул - словно провалился в глубокий темный колодец.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15