Не иначе, душу чью-то в сети свои
заловили да пожирали в час полуночный, победу новую праздновали,
погибель чью-то человечью. А тебя, милый мой, дома-то и нет! - Молодая
женщина опять прижалась к его груди.
Андрей поймал на себе внимательный взгляд боярина. Василий
Ярославович наверняка подозревал, что без его сына бесовские посиделки
не обошлись - но после того, как Лютобор исцелил его жену от
бесплодия, хозяин усадьбы предпочитал не замечать дружбы Андрея со
здешним колдуном. От церкви не отрекается, к причастию и на исповедь
ходит - стало быть, души своей не погубил.
- Да какая там в дубраве нечисть? - отшутился Зверев. - В тамошних
сугробах сам леший ногу сломит. Спит, небось в берлоге своей и про
ваши страхи не ведает.
- Да ты, поди, голоден, Андрюшенька, - вдруг спохватилась Полина.
- Ведь и к ужину тебя не дождались, и с собой ты ничего не брал. Без
росинки маковой весь день маешься. Идем, идем скорее! Не велела я в
трапезной убирать, холодную снедь стряпуха оставила и пива кувшинчик.
Идем, соколик.
Крепко ухватив мужа за руку, она провела его мимо боярина и
быстрым шагом увлекла в дом.
- Ворота заприте, - услышал Зверев спокойный приказ хозяина, - да
спать ступайте. Сын прав, в такой мгле даже нечисть пакости творить не
ходит. Хватит караульных в тереме. Пусть по стене доглядывают, и
ладно.
В трапезной экономно горела масляная лампа с приспущенным фитилем.
А вот стол был накрыт минимум человек на десять. Пара кувшинов - один,
верно, с пивом, а другой - с квасом, с яблочным супом, как тут
называли обыкновенный компот, либо с сытом. На закуску - пряженцы,
расстегаи и ватрушки, копченая рыба, моченые яблоки, ветчина,
нарезанный ломтями сыр, лотки с запеченной зайчатиной, соленые грибы,
капуста квашеная и рубленая, изюм, хурма, курага в глубоких мисках…
- Гостей ждала? - не удержался от сарказма Андрей.
- Как же ты изголодался, верно, бедненький, - не то не расслышала,
не то не поняла ехидства в голосе супруга Полина. - Ты кушай, кушай.
Страшно, верно, в лесу-то было?
Она схватила пирожок и стала жадно жевать, глядя на Зверева
круглыми, словно от ужаса, глазами.
- Страшно? - От удивления брови Андрея сами собой дернулись вверх.
- С чего бы это?
- Ну, мало ли чего… Душегубы какие встретятся али нечисть лесная.
- Я, Полина, если ты не заметила, русский боярин, а не поросенок
бездомный, - сухо ответил Зверев. - Боярин - значит, человек боя. Если
душегубы меня в лесу встретят, это им бояться нужно. Да и нечисти
лесной лучше сторонкой меня обходить. Скажешь тоже: страшно! За кого
ты меня приняла, милая?
- Ну, - смутилась женщина. - Ты ведь все же не такой, как отец.
Вон, еще и борода с усами не проглядывают. Молодому и испугаться не
грех.
- Пусть ляхи боятся, - фыркнул Зверев, - а я уж в три похода
сходил, не считая мелких стычек. Мне, Полина, семнадцатый год уже
пошел. Чай, не ребенок. Александр Невский в мои годы уже шведов
разгромить успел[6 - Считается, что князю Александру в день битвы было
что-то около девятнадцати годков. Однако точная дата и год его
рождения неизвестны.]. А мне что - темноты в лесу бояться?
- Так он князем был, Александр-то!
- А я кто?
Ответ заставил женщину надолго погрузиться в раздумья. Зверев же
тем временем придвинул к себе лоток с зайчатиной и принялся жадно
обгладывать косточки - перекусить ему и вправду хотелось. А заяц - он
только в шкуре да на бегу большим кажется. На деле - задние лапы, как
у петуха, а больше и есть-то нечего. Как раз голодному мужику один раз
перекусить.
- Он был святым! - наконец нашла дама достойный аргумент.
- Ох, Полина, какие наши годы… - налил себе в оловянный кубок пива
Андрей. - Может, и мы с тобой еще святыми заделаемся!
- Мучениками?
- Типун тебе на язык, - поперхнулся пивом Зверев. - Лучше так… За
деяния всякие. Сотворим чего-нибудь доброе и душевное. Храм великий
построим или пленников из неволи выручим.
- Выкупим?
- Выкупать нельзя, - покачал головой Андрей. - Этак мы всяких
выродков только прикормим. Они жить на том станут, что русских людей
воровать, а потом выкуп просить. Нет, освобождать надобно саблей.
Чтобы от похитителей только могилки безымянные оставались.
Он допил пиво, наколол на нож ломтик ветчины, сыра, сунул в рот и
вернул клинок в ножны:
- Ну что, не пора ли нам на боковую? А то уж утро близится, а ты
еще не ложилась.
- Так и ты не ложился, сокол мой ясный.
- Да я-то что? Все мужчины бродяги от природы. Сегодня в одном
месте, завтра в другом. Сегодня засветло лягут, завтра токмо перед
рассветом. Ты-то дома. Чего себя мучаешь?
- Как же я без тебя, суженого своего, мужа венчанного?
Полина опять прочно ухватила его чуть выше запястья, задула
светильник и потянула за собой. В чужой усадьбе она ориентировалась на
удивление уверенно: в кромешном мраке провела его через коридоры и
горницу, без ошибки нашла лестницу, поднялась на второй этаж,
повернула к их светелке - бывшей личной опочивальне боярского сына. Ни
свечи, ни лампы здесь не горело, однако промахнуться мимо кровати,
занимающей половину комнаты, было невозможно. Послышался шелест
снимаемого платья, легкое постукивание и позвякивание - на сундук
легли черепаховый кокошник и тяжелые золотые ожерелья. Зверев поставил
к стене колчаны, нащупал верхний штырь и повесил на него пояс с
саблей. На сундук внизу кинул ферязь, войлочный поддоспешник, рубаху,
стянул сапоги, порты и тоже забрался под одеяло, с наслаждением
вытянувшись в чистом постельном белье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16