Ну, и что теперича? Куда жену молодую вести, как
в глаза людям смотреть? Улетал соколом гордым, а вернулся воробьем
щипаным? В приказчиках на побегушках ходить да ждать, пока доля от
отца останется? Да и оставит ли он долю в хозяйстве, коли добра беречь
да приумножать не умею... И-и-и-эх!
- Может, мать поможет? - понизил голос Середин, глядя в сторону
Ксандра. Кормчий вполне мог и не знать, что мать купца - русалка. -
Материнское сердце доброе - сжалится, поможет, чем сумеет. По рекам да
омутам, по морям да отмелям добра много всякого лежит... Кстати, ты
посылку русалочью сохранил? Ну, помнишь? Тот кусочек зеленого
малахита, что я тебе из омута принес, когда сюда плыли? Ну, еще перед
поворотом, перед самым устьем Урала? В смысле, реки этой?
- Да, точно... - Купец рывком поднялся. - Камень с ладонь
размером. На нем руны какие-то были неведомые. Мы еще гадали, что он
нам принести должен - удачу или хлопоты лишние?
- Он самый. - Ведун выпрямился рядом, отряхнул штаны. - Отдать бы
его надо твоей матушке. Глядишь, в ответ спросить чего можно будет.
- Я так мыслю, нельзя нам отправляться, - начал нервно кусать губу
купец. - Некуда. Чего матери скажу? Сберег, не сберег... Видать,
отринулись от меня боги. И Похвист, и Стрибог, а уж Макошь и вовсе
прогневалась. Ни отцу нельзя показаться, ни невесте любой, ни матери
кровной.
- Ты о чем, Любовод? - не понял Середин.
- О посылке той, осколке каменном, - чуть не зарычал купец. - Не в
кошеле же мне его носить, не за пазухой! Тяжел больно, неудобен, да и
нужды не было.
- Ты яснее выражаться умеешь?
- Да уж чего яснее?! - передернул плечами Любовод. - Не держал я
его при себе! В конуре моей он на ладье остался. В сундуке с серебром
да прочим добром. Грамотами, списками, дозволениями. На дне ныне
покоится. На дне!
- Дык... - кашлянул Олег. - Дык, достать, стало быть, нужно. Чего
же ты молчал? О нищете плачешься, а про сундук с серебром молчишь.
- Ну, какое там серебро, - отмахнулся купец. - Растратились мы
перед дорогой. Осталось несколько гривен на случай внезапной
надобности, вот и все добро. Токмо как его достанешь?
- А чего не достать? - не понял ведун. - Медный воин, как я
понимаю, ушел. Раз он нас убивать не стал, чего ему тут торчать? А уж
у твоей ладьи - тем более. Лежит она на самой стремнине. Где утонула -
кроме нас и медного воина, никто не знает, разграбить не могли. Эта
чушка днище ладьи мечом пропорола. Стояла она на дне - стало быть,
больше трех саженей глубина никак не будет. Достанем.
- Как? - Любовод, в свою очередь, оглянулся на кормчего, который
продолжал колдовать с веслом, и понизил голос: - Здешние реки от наших
далеко больно. Маму тут могут и не знать вовсе. Мыслю так, помощи у
водяных, навок и русалок здешних мне не выпросить. Да и защиты тоже.
- А просто нырять ты никогда не пробовал? - укоризненно хмыкнул
Середин.
- Зачем? - не понял купец. - Там же нежить по дну таится. А ну,
попадешься? У нас многие из Волхова не выплывают...
- Ладно, - прекращая пустой спор, махнул рукой Олег. - Я нырну.
Если не больше трех саженей, то достану. А коли глубже... Ну, тогда
думать станем. Размышлять.
- Ксандр! - окликнул кормчего Любовод. - Место, где Мамка утонула,
ты приметил?
- А чего там примечать? - обернулся плечистый молодец. - Река
одна, с русла никуда не денется.
- Значится, не запомнил, - понял купец.
Середина забывчивость кормчего ничуть не удивила. Когда тебя
преследует по пятам неуязвимое чудовище, выкованное из красной меди,
когда судно с пробитым дном уходит из-под ног, а течение захлестывает
палубу, снося людей и припасы, - тут морякам, само собой, не до того,
чтобы по сторонам приглядываться да приметы запоминать. Живым бы
остаться...
- Плот не лодка, супротив течения не подымется, - невозмутимо
сообщил кормчий. - Пешими идти придется. Да на себе опосля тащить, что
найти сможем.
- Ништо, своя ноша не тянет, - отмахнулся купец. - Хоть чего бы
спасти...
- Отстань, охальник! - совсем рядом, чуть не в самое ухо,
выкрикнула Урсула.
От неожиданности Олег вздрогнул, а Любовод и вовсе присел,
закрутив головой. Затрещали ветки, к берег сквозь лещину продралась
невольница, сжимающая перед собой охапку ивовых прутьев, сзади
показался тощий, лохматый Будута. Завидев хозяина, девушка
притормозила и закричала с новой силой:
- Куда руки тянет, охальник! Пока ты, господин, не видишь, он за
задницу меня хватает, недоросль!
- Неправда сие, боярин! - обошел ее беглый холоп и стало видно,
что обеими руками он держит за края подол рубахи, полный лисичек,
подберезовиков и белых грибов. - Мне и прихватить-то ее нечем. Видать,
веткой задело, а она и вопит.
- Не ври, подлая душонка! Нечто я ветки от пятерни не отличу?
- Да видишь же, заняты руки!
- Коли у тебя обе руки заняты, - поинтересовался ведун, - каким
местом ты грибы собирал?
- Дык, боярин, пока собирал, одной рукой кое-как удерживал. А как
невмоготу стало, обеими ухватил да назад пошел.
- Врет! - Урсула бросила прутья и провела ладонями по краям
головы, поправляя выбившиеся золотистые пряди, потом одернула
войлочную курточку, подтянула на талии завязки мягких свободных
шаровар. - Лапал, охальник! Лапал!
- Нечто мне это надо - о пигалицу колоться? Да я стороной лучше
пройду! - Холоп опустился на колени возле кострища, в котором еще
теплились несколько угольков, высыпал добычу на траву и начал
торопливо подкладывать щепочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14