— А мы, — спросил Попов, — на которых больше похожи?
— Теперь это не имеет никакого значения. На кой чёрт вы полезли не в своё дело? Не знаю, как там у вас получаются эти фокусы, но вы совершили роковую ошибку. Нам не нужны предсказатели, потому что мы сами делаем историю. И тем более, нам не нужны свидетели…
Я подумал, что теперь самое подходящее время, чтобы нас убить, и посмотрел на Попова. Но тот невозмутимо водил ложечкой в своём чае. В литровой банке кипела вода для новой порции заварки. Мы оба, опустив головы, молчали.
— Вы понимаете?… Вы слышите, что я вам говорю? Сейчас вам придётся умереть!!
Мы подняли на него глаза.
Рахметов выхватил пистолет и несколько раз щёлкнул курком.
Мы бровью не повели.
Рахметов опустил глаза, передёрнул затвор…
Я вынул из банки кипятильник и выплеснул воду ему в лицо.
Рахметов заревел и отшвырнул разделявший нас стол. Ногой он заехал мне в солнечное сплетение, одновременно выбросив ладонь в сторону горла моего приятеля. Такой удар обычно ломает шейные позвонки. Но ещё быстрее Попов отклонился и нанёс противнику прямой удар в физиономию. Тот отлетел на десять шагов, но тут же вскочил на ноги. Вытер рукавом покрасневшее, начавшее покрываться белыми пузырями лицо и с криком бросился в атаку.
Эта потрясающая схватка продолжалась ещё несколько минут, пока я задыхался, скорчившись на полу. Они совершали какие-то невероятные прыжки и бегали по стенам. Они дрались обрезками труб и душили друг друга, схватившись мёртвой хваткой.
Когда я почувствовал, что могу вздохнуть и пошевелиться, они стояли в противоположных углах и смотрели друг на друга. Не спуская глаз с Попова, Рахметов наклонился и вынул из-под штанины нож. Зажав лезвие в ладони, он двинулся вперёд. Я понял, что сейчас он метнёт в Попова этот нож.
Когда он поравнялся со мной, я, оттолкнувшись изо всех сил, прыгнул и вцепился зубами в его руку.
И в ту же секунду Попов нанёс ему в прыжке удар в голову столь сокрушительной силы, что мы с «Шуриком» в одной связке отлетели и влипли в стену.
На этом, собственно, драка закончилась. Попов попросил меня срезать верёвку, и мы его связали.
На его обваренную кипятком рожу было страшно смотреть, и я трусливо отводил глаза.
— Что же теперь с ним делать?…
Почёсывая бороду, Попов о чём-то сосредоточенно думал.
— Сейчас погасим котёл, и я с ним поработаю.
— А потом?
— А потом мы его отпустим.
— Отпустим?…
— Он вернётся туда, откуда пришёл, и убьёт того, кто его послал.
Я в восхищении посмотрел на моего феноменального приятеля. А он поднял с пола пистолет, достал из своего кармана обойму и загнал её в рукоятку.
— Теперь бери его и тащи в душевую. Я так и знал, что вытяжка из рыбы фугу когда-нибудь пригодится.
— Мне кажется, он не дышит.
— Значит, он поедет туда мёртвый.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Волки и овцы

Солнечный луч наконец выглянул из-за длинного затяжного облака и осветил просторный, красного дерева с позолотой, письменный стол. Массивная бронзовая чернильница, пресс-папье, подставка для перьев, нож из слоновой кости… Юрий Владимирович увидел на чернильнице муху. Переливаясь цветами, она грелась на солнце и озабоченно шевелила лапками. «Что же это они…» — рука потянулась к кнопке звонка. Но нет, он уже передумал — в нём проснулся инстинкт охотника. Не сводя с мухи глаз, он свернул трубку из попавшихся под руку документов и, тщательно рассчитав удар, резким махом припечатал насекомое к чернильнице. Удар был внезапный и точный, свойственный только опытным кабинетным работникам. Склонившись, Юрий Владимирович внимательно рассмотрел прилипшие к металлу останки и брезгливо смахнул их на ковёр. На заголовке «Всемерное ускорение и интенсификация на основе научно-технического прогресса» красовалось теперь мокрое пятно с налипшими на бумагу мушиными внутренностями. Минутное чувство удовлетворения вновь уступило место гнетущему пессимизму — состоянию, не оставлявшему его вот уже более полугода.
Наследство, доставшееся Юрию Антропову от КПСС на 65-м году советской власти, находилось в упадке. Страна была разграблена, хозяйство убыточно, народ ни во что не верил. Это был даже не тупик, это была пропасть, и земля уже сыпалась под ногами.
Ещё на своей прежней работе в КГБ, в кругу близких друзей, Антропов допускал крамольную мысль о возможности разумного отступления от некоторых марксистско-ленинских принципов. Но разговор сразу уходил в сторону, и Юрий Владимирович понимал, что идея эта ещё не вызрела. Теперь же, ознакомившись с секретным докладом о положении дел на конец 1982 года, Антропов понял, что только разумный компромисс замедлит, а может быть и предотвратит гибель системы.
В этом не было, в сущности, ничего нового. Точно такой же опыт Ленин проделал в 1924 году и назвал это Новой Экономической Политикой. Потом НЭПманов расстреляли. Необходимо назвать это дело как-нибудь по другому…
Например — «Перестройка».
Вполне благозвучно и, что самое главное, ничего конкретного.
Антропов взял ручку и набросал на чистом листе бумаги: «Перестройка. Обновление социализма на основе ленинских коммунистических идеалов».
После этого он даже щёлкнул пальцами от удовольствия.
Однако новая идея требовала в ЦК новых людей. И Антропов набросал список своей будущей «перестроечной» команды: Лигачёв, Гималайский, Рыжков, Ельцин — всего около двадцати фамилий. А от всех этих полусумасшедших гришиных и романовых необходимо будет избавиться…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92