Свет их уподоблялся тому, который изливается из окон ярко освещенной комнаты. Так как эти действия были такого рода, что англичане много могли потерять и ничего не выиграть, то сэр Джервез тотчас же отдал приказание обрасопить реи вперед, натянуть фок— и грот-галсы и поставить брамселя. Следующие за его кормой суда, разумеется, поставили те же паруса и, натянув туго булини, последовали за адмиралом.— Нет, эта игра не для нас, — хладнокровно заметил сэр Джервез. — Поврежденное судно должно неминуемо попасть в наши руки, а в битве, где на одного капитана приходится два неприятеля, канонада не может быть успешной. Нет, нет, monsieur de Vervillin, оскаливайте себе зубы сколько вам угодно, но вы не дождетесь от меня выстрела. Я надеюсь, Бонтинг, мое приказание не показывать огней исполняется во всей строгости?— Кажется, на всех наших судах не видно ни одного огня, сэр Джервез, — отвечал Бонтинг. — Впрочем, мы так близко находимся от неприятеля, что ему нетрудно узнать, где мы.— Кроме «Карнатика» и приза, Бонтинг. Чем более они нами заняты, тем менее они станут о них думать.Нет никакого сомнения, что французский адмирал был обманут приближением неприятеля, к храбрости которого он питал глубокое уважение. Он приготовился встретить нападающих, но сам не открывал огня, хотя тяжелые выстрелы его произвели бы самое пагубное действие. Не полагаясь на успех ночного сражения, он уклонялся от него, и через час огни в его портах исчезли; к этому времени английские суда, поставив более парусов, чем следовало бы в такую погоду, отошли от неприятеля далее пушечного выстрела. Сэр Джервез тогда только сбавил свою парусность, когда удостоверился с помощью трубы, что французы снова поставили свои нижние паруса и пошли легким ходом.Было уже около полуночи, когда сэр Джервез решился сойти вниз. Однако, прежде чем он оставил дек, он отдал весьма подробные приказания Гринли, передавшему их лейтенанту, с которым условился быть в продолжение всей ночи, попеременно, наверху. Движение всей эскадры зависело по-прежнему от флагманского корабля. После этого вице-адмирал удалился к себе в каюту и, зная, что он может теперь отдохнуть, спокойно лег спать.Картина движения обоих флотов в этот час ночи была в высшей степени любопытна. После тщетного часового усилия поставить своего неприятеля на расстояние пушечного выстрела французы при восходе месяца оставили на время свои напрасные покушения, укоротили паруса, и большая часть их старших офицеров и капитанов предалась отдыху.При самом восходе солнца Галлейго, согласно отданного ему с вечера приказанию, подошел тихонько к вице-адмиралу и дотронулся до него. Этого было довольно, чтобы разбудить сэра Джервеза.— Хорошо, — сказал он, поднялся, сел и задал обыкновенный первый вопрос всякого моряка: — Какова погода?— Теперь дует славный брамсельный ветер, сэр Джервез, прямо по нашему судну. Напустите только его на этих жалких французиков, и оно в полчаса налетит на них, как ястреб на цыплят.— Как далеко были от нас французы, когда ты был последний раз на деке?— Да вот они, сэр Жерви! — отвечал Галлейго, отдергивая занавеску с окна каюты и позволяя вице-адмиралу видеть арьергард французской линии.— Да, был ли виден приз? — спросил сэр Джервез с нетерпением.— Нет, сэр Жерви, он исчез, а с ним вместе и «Друид». Но это еще не все, сэр; говорят, что с «Карнатиком» также что-то случилось; он вышел из нашей линии, как нактоузная лампа в восемь склянок.— Как, и его не видать?— Не видать, сэр Жерви, как и нашего курятника! Мы все удивляемся, что сталось с капитаном Паркером; и его, и «Карнатика» исчез и след на соленом океане. Наши матросы на вахте хохочут и говорят, будто Паркера унесло тифоном; но они так много смеются при несчастьях, что я вообще никогда их не слушаю.— Хорошо ли ты разглядел сегодня утром океан, мистер Галлейго? — спросил сэр Джервез, готовясь бриться. — У тебя был очень зоркий глаз, когда мы служили на фрегате, и потому ты в состоянии сказать мне: не видишь ли ты адмирала Блюуатера?— Адмирала Блю? Странно, сэр Жерви, ведь я совсем и забыл о его посудинах и вычеркнул его из моего журнала. С рассветом там, к северу, было несколько судов, но я вовсе и не подумал, что это может быть адмирал Блю, потому что с моей стороны было гораздо естественнее предполагать, что он находится на своем месте, в арьергарде нашей линии. Позвольте, сэр Жерви, сколько у нас в отсутствии судов, вместе с адмиралом Блю?— Пять двухдечных кораблей и сверх того «Ренжер» и «Гнат». Всего семь парусов.— Да, так точно! Ведь и там, к северу, как я говорил, было видно пять судов; очень легко может статься, что это была дивизия адмирала Блю.Сэр Джервез только что покрыл лицо свое мыльной пеной, но едва Галлейго успел окончить речь свою, как он в ту же минуту забыл об этом; так как ветер дул с северо-запада, и «Плантагенет» шел левым галсом по направлению к Портлендскому мысу, и притом довольно далеко от берега к югу, то окно в боковой галерее бакборта позволяло обозреть весь наветренный горизонт. Перебежав из каюты в эту галерею, сэр Джервез отворил окно и пристально устремил глаза свои вдаль. Отсюда в самом деле была видна эскадра в пять судов, которая в сомкнутом порядке медленно спускалась к двум линиям под марселями и с поднятыми нижними парусами. Тогда вице-адмирал снова принялся за свой туалет и выбрился с такой быстротой, которая казалась бы весьма опасной при движении судна, если б он не был приучен к этому годами службы. Едва он успел окончить эту важную операцию, как лекарь доложил о приходе капитана Гринли в главную каюту.— Что нового, Гринли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89